— В твоих словах, Толя, есть доля истины. Подчеркиваю — доля. Но у нас, ребятки, практически не осталось полезного времени. Эти болваны не справились. А всего и делов-то — на два пальца… Вот и поручай дуракам… В общем, пока суд да дело, нам нужен толковый компромат. Чтоб раз и навсегда решить судьбу приятеля этой крестницы, понимаете? Поэтому думайте, ребята, крепче думайте! Еще один прокол, и… можете себе представить…
— А с этими-то чего будем делать? — спросил недовольный Борис Ряхин. — Что, так и простим? Может, им все-таки устроить маленький… фейерверк? Ну, в назидание потомкам, так сказать?
— А завтра ты сам, Боря, и оформишь документально все как следует. Чтоб у нас и комар носа… Подготовь там их показания, ну ты и сам все знаешь, чего я тебя учу, а я подпишу. И положим в секретный ящичек! — Лыков улыбнулся и кивнул в сторону большого сейфа за своей спиной. — А если вдруг у кого-то там, — он указал пальцем в потолок, — ни с того ни с сего возникнет недоуменный, понимаешь ли, вопрос, мол, а почему вы… и так далее, что, ребятки, вполне может коснуться каждого из нас, как мы ответим? А мы скажем так: нате вам всю нашу секретную бухгалтерию, господа хорошие! У нас в тайных делах, устроенных исключительно на пользу Отечеству, завсегда полный порядок! Ага?
И все рассмеялись…
Тем временем Толя Волошин приготовил уже легкую закуску, открыл коньяк, чем нередко заканчивался у них насыщенный трудовой день. Но Вадим предупредительным жестом остановил старания капитана. Он вообще предпочитал после своего ухода даже близких товарищей здесь одних не оставлять — мало ли какие мысли могут у них вдруг возникнуть? Лучше от соблазна подальше.
— Не возражаю по одной, ребята, — суховатым и недовольным голосом сказал он. — Вам-то чего? А мне сейчас придется ехать и вертеть хвостом перед одной сучкой, объясняя, почему мы не справились с таким плевым делом.
Врал, конечно, полковник. Это собственной жене либо теще мог он пудрить мозги, будто всю ночь напролет улаживал конфликты, в которых были замешаны его сотрудники. На самом же деле его в последнее время чрезвычайно устраивала неутомимая и ненасытная бабенка, лихо выжимающая из него все соки, да еще ко всему прочему рисующая такие роскошные перспективы, от которых у полковника милиции иной раз даже голова шла кругом…
Попытка похищения и, разумеется, убийства, иначе зачем же было затеяно все это гнусное действо, окончилась для Анатолия Сергеевича Юркина неделей пребывания сперва в реанимации городской клиники, а затем его перевезли в Центральную клиническую больницу, что прежде называлась «кремлевкой» и находилась на Рублевском шоссе — прямо напротив Крылатского. На «переселении» настояла Кристина, хотя сам Юркин не видел в том необходимости. Физическое его состояние было очень далеко от совершенства, помимо сильнейшего сотрясения мозга в организме наличествовали следы боевых отравляющих веществ, которые применялись при разгоне антиправительственных демонстраций и прочих противозаконных акций и были запрещены к применению. Поэтому прислушались не к его мнению, а к доводам Кристины Борисовны Ляховой, как-никак дочери крупнейшего отечественного банкира. Она сама и сопровождала реанимобиль, прибывший из ЦКБ, чтобы с ее другом — так она сказала врачам — нечаянно не произошло никаких новых «неожиданностей». Достаточно того, что уже случилось…