— Как это никому не нужна? А родителям?
— Отец бросил меня, когда мне было полгода, и с тех пор ни разу не заявился. А мать с тех пор бухает по-чёрному. И на меня ноль внимания, как будто я ей неродная. И зачем она меня только рожала? Тем более, что я её не просила.
— А как же… всё это? — кивает Эмма на дорогостоящее готическое обмундирование Мары-Марии.
— Это всё бабушка. Она единственная, кто ни в чём мне не отказывает.
Они сворачивают на улицу Столетова, деревенскую улочку, до сих пор ещё незаасфальтированную, на которой старые хибары за покосившимися деревянными оградами соседствуют с крутыми особняками за высокими кирпичными заборами.
— А мне нравится твой готический стиль. Тебе, кстати, очень идёт быть готкой, — переводит Эмма тему.
— Во-первых, не готкой, а готессой, — покоробившись, поправляет её Мара-Мария. Её всегда коробит, когда она слышит слово «готка» в свой адрес. — А, во-вторых, разве по мне не видно, что я чёрное чмо, и все, кому не лень, только и делают, что называют меня чёрным чмо?
— Просто тебя никто не понимает.
— Это точно. Со мной ведь никто и не дружит, у меня никого нет: ни друзей, ни подруг. Мне ни с кем неинтересно. Все такие тупые… Я не про тебя, — спохватывается она.
Эмма неожиданно прерывает её:
— А хочешь, я буду твоей подругой?
Мария благодарно кивает. В левом глазу её неожиданно вспыхивает слезинка. Она тут же вытирает её рукой. Готессам непозволительно плакать, в отличие от эмочек. Эмма замечает характерное движение рукой и улыбается.
— Жаль, что со мной нет моего розового платочка.
— Да это мне так …что-то…
— А знаешь, — предлагает Эмма, — если хочешь… я могу с тобой туда пойти.
— Нет, — останавливается Мара-Мария. — Тебе туда нельзя. Что скажут твои родители?
— Отец ничего не скажет. Потому что у меня его тоже нет. А мать пашет в две смены. Ей тоже не до меня. Ей лишь бы денег заработать.
— Нет. Тебе лучше вернуться. Я не могу взять на себя ответственность за тебя. Там не всё так просто.
— Но мы ведь…как бы уже подруги, — намекает Эмма. — Возьми меня с собой. Мара, ну, пожалуйста.
— Только не сегодня.
— Почему?
— Сегодня Вальпургиева ночь. И на горе будет полно народу.
— Вот и хорошо. Когда много людей, не будет так страшно.
— Наоборот. Чем больше людей — тем страшней. Ты же не знаешь, что это за люди. Среди них много тёмных.
— Но ты же сама к ним относишься.
— Я — другое дело. А новичкам туда сегодня лучше не соваться.
Улочка пошла под уклон, дома поползли вниз, — и вот уже с улицы видна зелёная верхушка Девичьей горы и пять вышек, выкрашенных в красно-белые цвета: четыре по бокам и пятая, самая высокая — в центре. Издали кажется, что они служат опорой для огромной воздушной пирамиды, чьи стены проницают.