Он надеялся, что она не заметит, как дрожали его руки, когда он поднес зажигалку к сигарете. И тут же услышал:
— У тебя руки дрожат.
— Так бывает, когда я нервничаю.
— Если тебя это успокоит, признаюсь: ты не единственный. Я не должна была приезжать сюда. Сама себя не узнаю, мне не нужно было этого делать, но не могу остановиться. — Она опустила глаза и стряхнула пепел в песок. — Прости, если смутила тебя.
— Я не смущен. Потрясен — это да. И польщен. Мне стоит больших усилий не поползти по песку, чтобы поцеловать тебя.
— Это не укладывается в мой план.
— У тебя есть план?
— Всем известно, что всегда необходимо иметь какой-то план.
— Когда дело доходит до военных материй, боюсь, я далеко не Маккой.
— Я это слышала. — Она смотрела на залив. — А ты более волосат, чем я себе представляла.
— Приятно убедиться, что ты этого не представляла.
Митци рассмеялась:
— Ты вечно поддеваешь меня. Возможно, я здесь именно поэтому.
— А не из-за этих зазубренных скал?
— О, из-за них тоже. Элеонора — полная дура.
— Теперь я в этом не уверен.
Макс рассказал ей о своем мгновенном озарении на вершине скалы, он первый раз откровенно говорил о своих чувствах. На сей раз это было не законченной картиной, которую он преподнес Митци в прошлом — выписанной, отлакированной и в рамке, — а грубым холстом.
Митци слушала внимательно, не отрывая от него взгляда. Когда Макс замолчал, она, подумав, сказала:
— Я все знаю об ожиданиях других, и не на словах.
Она была обещана Лайонелу еще при рождении, объяснила Митци. Этот союз должен был скрепить узы между двумя семьями моряков, несколько поколений которых жили в одной деревне неподалеку от Портсмута. Они вели хорошую жизнь, слишком хорошую, чтобы в ранней молодости мучиться сомнениями, а когда стали чуть умнее, сомневаться было уже невозможно. Она никогда не требовала от Лайонела особого отношения к ней, хотя ее не радовало чувство предназначенности, которое жило в нем с ранних лет. Это лишало красок их общение. Она не знала, каково это, когда за тобой ухаживает мужчина, потому что единственный мужчина, которому разрешалось поднимать на нее глаза, безоговорочно верил, что она по праву принадлежит ему.
— Он никогда не смотрел на меня так, как ты сейчас.
— С вожделением?
— Как на равную.
— Я никогда не считал себя равным тебе.
— Наверное, есть и другая причина, по которой я здесь, — ты всегда знаешь свое место.
Макс засмеялся и откинулся на полотенце, глядя в синий купол неба.
— Тебе отлично удается скрывать все это.
— У меня богатая практика. Я что-то разболталась. Давай поговорим о чем-нибудь еще.