Конец, решил Максимка. Бежать? Тогда точно конец. И тело будто бы окостенело. Руки-ноги не гнутся, внутри холодно и пусто. Нужно говорить, это единственный шанс. Но язык не слушается — залип, как сломанная клавиша. И к тому же эти ребята не были настроены говорить — кажется, они всё уже решили. Приговор вынесен, осталось лишь привести в исполнение.
К ним шагал ещё один. Волосы не очень длинные, но всё-таки волосы, а не короткая щетина, как у остальных двух. Лицо круглое, чуть смуглое, скуластое, глаза узкие. Под распахнутым пиджаком — оранжевая рубашка. Из-под правого рукава выглядывает вытатуированная на руке змея. Похож на бандита, только на азиатского. На якудза.
— Кто такой? — на чистом русском языке спросил азиат, кивком указав на Максимку.
— Да вот, Артурчик, залупнулся на нас. — Облитый наклонился и прошептал в ухо своему собрату подробность происшествия.
— Ага, — узкоглазый смерил Максимку взглядом. — Как звать?
— Тебя спрашивают, — Саня толкнул его ладонью в спину, весьма ощутимо.
— Максим.
— Откуда сам?
— С Третьей фабрики, — торопливо соврал он, назвав один из известных ему районов города.
— Ага. — Артурчик ещё раз смерил его взглядом и сказал, уже сделав, видимо, все необходимые выводы. — Ну что, Максим, прокатишься с нами? Заодно и разберёмся, кто тут пидарас.
— Это… Ребята… пацаны… — засуетился Максимка. — Отпустите меня. Я заплачу, — он протянул Артурчику комок купюр — в основном мятых десятирублёвок, но там была и пара сотен.
Тот брезгливо взял деньги, посмотрел Максимке в лицо, хищно улыбнулся, как умеют улыбаться только бандиты в боевиках про японскую мафию, и порвал купюры в мелкие клочья. Медленно занёс руку над головой Максимки и осыпал его обрывками.
Развернулся и зашагал к автостоянке.
— Ну, пшёл, — Саня толкнул Максимку в спину. — Шнелль, шнелль.
Его везли в синем “форде”. Максимка — на заднем сиденье, между Саней и другим парнем. За рулём — Артурчик. Магнитола играла какой-то клубняк, парни синхронно покачивали головами в такт.
“Убьют или опустят”, — стучало внутри головы Максимки в том же ритме. Убьют или опустят. Убьют или опустят. Может, ещё есть возможность извиниться?
— А можно извиниться? — робко произнёс он.
— Щас приедем — и извиняйся сколько хошь, — зло ответил Саня. — Бог простит.
Автомобиль выехал на периферийные улицы, пустые и полутёмные. Максимку везли куда-то на окраину.
Если бы страх можно было преобразовывать во взрывную волну, то разорвало бы и этих троих парней, и их машину, и пол-улицы бы снесло. Максимку колотило, будто в лихорадке. Стиснув зубы, чтобы не выдать себя криком, он полез обеими руками в карманы джинсов.