Коналл взял руку Шоны.
— Как видишь, Шона, я женюсь на леди Вайолет не из‑за денег, а потому, что должен жениться. Понимаешь?
— Понимаю. — Она сжала его руку. — А как же твое счастье? Жениться на женщине, которая тебя не любит… не кажется ли тебе… что ты уже проходил этот путь с Кристиной?
— Это не имеет значения. Когда мужчина становится отцом, его собственное счастье уходит на второй план, на первом — счастье ребенка.
Как и женщина, которая его любит.
Коналл начал укладывать медикаменты назад в медицинский чемоданчик.
— Я поговорю с ее светлостью. Мы отложим нашу поездку на несколько дней, пока не буду уверен, что ты пошла на поправку.
Шона смотрела, как он собирает пузырьки и поправляет инструменты. Она добилась цели — задержать его около себя чуть подольше. Но в свете того, что он ей рассказал, дальнейшее представлялось теперь бессмысленным. Если он полюбит ее, их неизбежное расставание станет еще больнее. Даже если Шона добьется от него предложения руки и сердца, их свадьба будет стоить его ребенку будущего.
— Значит, ты женишься на леди Вайолет.
Он стоял, возвышаясь над ней. Но под тяжестью проблем его гордые плечи теперь ссутулились.
— Отдыхай. Я зайду к тебе утром.
Стюарт не сводил глаз с леди Вайолет, которая сидела на его лоснящейся черной кобыле Чарибдис. Вайолет прогуливала лошадь рысцой по обнесенному оградой выпасу. Солнце освещало ее идеально прямую спину и шляпку с пером.
Стюарт подпер рукой подбородок.
— Как она слушается узды?
— Потрясающе! — отозвалась девушка. Ее синяя амазонка безукоризненными фалдами лежала на лошадином крупе. — И она такая красивая.
«Вы обе красивые». Стюарт улыбнулся, поставив начищенный до блеска сапог на нижнюю ступеньку стремянки. О, как же он завидовал этому седлу. Он точно знал эти ощущения. Зад Вайолет являлся истинным произведением искусства, подтянутый и округлый. Эти тугие круглые ягодицы не только ласкали глаз, но и создавали ни с чем не сравнимые ощущения, когда он обнимал их руками или когда подпрыгивали на его бедрах.
Один вечер, тайно проведенный вдвоем. Это все, что у них было после трех лет обмена взглядами над бокалами с шампанским и кружения в танце. Все же их притворство сделало ожидание ее капитуляции еще слаще. В тот вечер она трепетала в его руках от желания любить, которое, однако, боялась исполнить. Он ласкал ее, медленно дразня и соблазняя, пока ее желание не заглушило ее страх. В заключение она стала активной участницей собственного обольщения. Она не просто подставляла ему грудь для поцелуев, но манила ею, покачивая у самых его губ. Она не только раздвигала перед ним ноги, но обвивала ими его талию. Первый раз во время акта любви боль помешала ей достичь наслаждения. Но он обнаружил, что ему куда приятнее видеть, как она купается в блаженстве от его ласк, чем просто скакать сверху, подмяв ее под себя.