— Для вас важно мнение профессиональных критиков? А коллег по писательскому цеху?
— Критики сейчас обмельчали. Их тоже коснулась депрофессионализация, характерная для всех сфер российской жизни. Ни громких имен, ни заслуженной репутации. За перо берется каждый, кому не лень. Рецензии, как правило, очень поверхностны и примитивны. Иногда создается впечатление, что критик вообще не читал книгу, может, полистал слегка. По большому счету они меня не интересуют.
Что касается коллег… Писательство — дело индивидуальное. Каждый сидит дома и пишет в одиночестве. Нет коллектива вокруг, нет постоянного общения, нет зеркала социальной оценки. Поэтому каждый считает себя гением, который гораздо выше других. Отсюда и соответствующие отношения. Вообще-то писатели между собой, как правило, не дружат. Встречаясь, пьют, рассказывают о собственной гениальности, жалуются, что именно их читатели, прекрасные и интеллигентные люди, не имеют денег, чтобы покупать их прекрасные книги, которые они могли бы написать. И хулят тех бездарных выскочек, которые книги пишут, издают и, что особенно ужасно, продают. Но я никогда не вращался в чисто писательской среде, я всю жизнь работаю, и круг общения у меня совершенно другой. Поэтому и мнение других писателей меня тоже не интересует. За единичными исключениями.
— Читают ли вас люди из криминального мира?
— Конечно. Они ведь не в лесу живут и не в землянках обитают. Однажды мне передали мнение опытных арестантов: «Такого дремучего пахана, как Крест, никто бы терпеть не стал. Его бы завалили, и дело с концом. И потом, как он может про масштаб цен на воле не знать — он ведь за общак отвечает!»
Надо сказать, что замечания сделаны со знанием дела. Действительно, «воровские законы» в значительной степени утратили силу. В реальной жизни, когда вышедший на свободу «смотрящий» стал учить «коллег», мол. бизнесом заниматься нельзя, это западло, его избили до полусмерти, даже глаз выбили. И насчет «общака» правильно, я этого не учел.
Однажды объявился особо опасный рецидивист, отбывший в колониях 25 лет. В пятидесятые годы мы с ним росли на Богатяновке. криминальном районе Ростова. Прозвище у него было Крыса, причем не из-за поведения, а производное от фамилии. Я его описал в «Антикиллере». К моему удивлению, он. оказывается, прочел роман и себя узнал. Он мне, наконец, разъяснил разницу между вором зоны и положенцем. До этого ни оперативники колоний, ни их обитатели не могли дать внятного ответа. А четверть века отсидки — уже не школа жизни, а университет.