Тимоша уныло брел по лесу и чаще прежнего ложился отдыхать. Ночь он опять провел на дереве в томительном полузабытьи и часто бредил, звал то батю, то мать, то кликал Медведку.
…И опять забрезжило утро, а вскоре наступил очередной день. Тимоша брел по лесу и с горечью думал: «Напрасно я убежал!» Конечно, напрасно! Ведь не убил же бы его отец! Отец его любит. «Воротиться домой?» Уж и прежде ему мелькала эта мысль. «Да, полно, смогу ли я теперь найти дорогу к родной хате? Где она, наша хата? В какой стороне?» Но лишь теперь впервые совершенно отчетливо и ясно представилась ему эта мысль и поразила его ужасом. Нет, не найти у ему дороги к дому! Теперь, если бы он и захотел, ему уже не выбраться из леса на вольный свет, к людям.
«Что я наделал! Что я наделал!» – с отчаянием говорил себе мальчуган, озираясь на лесные чащи, обступавшие его стеной со всех сторон. Он как будто только теперь в первый раз увидел перед собой эти дремучие чащи и понял весь ужас своего положения. Куда он зашел? Он заблудился, он умрет с голода, или зверь набежит на него и загрызет, или змея ночью, во время его сна, подползет и ужалит его насмерть. Куда ни оглянись, везде лес, отовсюду гибель грозит. Лесная сила так и прет, надвигается на него со всех сторон. Лес делался все гуще, дремучее, непролазнее; темнее становились лесные чащи; даже певчих птиц стало не слыхать. Лесная дичь, лесная глушь обступала его, дорогу ему заслоняла.
Страх, голод, усталость, сожаление о покинутой родной хате, об отце, о матери донимали бедного Тимошу. Он плакал, плакал горько и еле брел, продираясь через лесные трущобы и робко озираясь по сторонам. И не раз в чащах слышался его жалобный дрожащий детский голосок: «Ау-ау-у!» Но никто не откликался… Только ветер шумел по лесу.
Тимоша смутно помнит, что он, наконец, выбрался на какую-то полянку, но тут запнулся за что-то, должно быть, за корень дерева, – и упал. Хотел встать и не смог: голова кружилась, в ушах – шум и звон. Земля и небо, и шумевшие от ветра деревья – все вокруг него ходуном заходило. В глазах потемнело, – и Божий мир исчез для него…
Смятение и тревога в хате лесника.
На другой день по исчезновении Тимоши лесник с женой обошел и объездил все окрестные лесные чащи, исколесил почти весь свой участок. Брали с собой и Медведку, но тот только вспугивал птиц и бестолку лаял, бегая взад и вперед. Тимоши и след простыл: не помогло и Медведкино чутье.
– Чем ты застращала его этак? – спрашивал Григорий Гурьянов жену.
– Да ничем, – отзывалась Харитина. – Говорила только: «Вот ужо отец приедет. Погоди, – говорю, – что он ужо с тобой сделает!..»