– Садитесь, курите и говорите, чем могу служить, а я помалюю!
Он сел на табурет перед мольбертом и взял из вазы кисть.
Патмосов опустился в кресло и заговорил непринужденным тоном:
– У вас тут целый музей! Даже внизу: и зверинец, и коллекция палок. Прекрасные палки!
– Да, есть! – небрежно ответил Санин.
– Одна, которая с топором, – продолжал болтать Патмосов, в то же время следя за лицом Санина. – Недорогая, но незаменимая. Если ей стукнуть! Я знаю случай, когда одним ударом такой палки разбили голову, как орех. Вам, вероятно, случается бродить по пустынным местам?
Патмосов увидел, как омрачилось лицо художника и как дрогнула кисть в его руке.
– Палка дрянь, – сказал он после минутного молчания, – я велел ее убрать, а этот дурак все ее ставит.
Патмосов взял из ящика папироску с толстым, длинным мундштуком и спросил:
– Вы всегда курите эти папиросы?
– Всегда, – уже с некоторым раздражением ответил Санин, – а что?
Патмосов закурил и, стараясь казаться равнодушным, сказал:
– Приметные очень. Если бы вы совершили преступление, по одним этим папиросам вас могли бы найти и обличить!
Рука у Санина задрожала, и он быстро откинулся от мольберта.
– Я бы унес с собой свои папиросы, – сказал он с деланным смехом.
– А окурки? – тихо произнес Патмосов и замолчал.
Санин резко двинулся на табурете и, отвернув лицо, будто роясь в красках, сказал:
– Будьте добры объяснить мне цель вашего визита. Признаюсь, наш разговор начинает меня утомлять.
Патмосову стало жаль этого человека.
– Я хотел просить вас написать мне картину.
– Я картин не пишу, – глухо ответил Санин. – Я портретист.
– Здесь главным образом лица. Если позволите, я расскажу ее содержание.
Патмосов видел, как сбежала краска с лица Санина, и слышал его прерывистое дыхание.
– Расскажите, – глухо произнес он.
– О, в двух словах! – сказал Патмосов. – Ночь; дорожка вдоль оврага; на ней двое. Один энергичный, сильный, молодой, другой – пожилых лет, дряхлый, с хитрым, развратным лицом. И этот сильный поражает его в голову палкой, на конце которой…
Санин вдруг вскочил, и лицо его исказилось бешенством.
– Ты не офицер, ты – агент! – закричал он и бросился на Патмосова.
Тот успел отскочить за кресло.
– Что же, вы хотите и меня убить? – сказал он спокойно.
Санин остановился, схватился за голову руками и со стоном повалился.
Патмосов с глубоким состраданием смотрел на совсем недавно еще гордого и сильного человека, у которого теперь вздрагивали, как у ребенка, плечи.
– Арестуйте меня, – наконец глухо сказал Санин, – да! Я убил этого мерзавца, той палкой.
– Я не буду вас арестовывать, – ответил Патмосов, – поезжайте завтра в Царское, явитесь к следователю сами с повинной.