Санин поднял голову и с удивлением взглянул на Патмосова.
Тот угадал его мысль.
– Если бы вы убежали, я нашел бы вашу корреспондентку…
При этих словах Санин опять вскочил как бешеный.
– Откуда вам это известно?
– Из этих писем, – Патмосов показал три письма.
– Ее письма! Но я их все взял! – наивно воскликнул Санин.
– Не все! Дергачев был хитрее и три письма держал у себя в бумажнике.
– О, мерзавец! – проговорил Санин. – Он бы снова нас мучил!
Он помолчал, потом встал, прошел по мастерской, вернулся и сказал:
– Я вам все расскажу! Все! Судите!…
Патмосов молча кивнул.
Санин начал свой рассказ, сперва волнуясь, потом спокойнее, и его прекрасное лицо оживилось воспоминаниями любви.
– Это началось четыре года тому назад. Да! Четыре года будет семнадцатого августа. Ее муж заказал мне с нее портрет, и я к ним приезжал для сеансов. Ее муж носит старинную аристократическую фамилию, богат несметно, красив, несмотря на свои шестьдесят четыре года, и благороден на редкость. Ей всего двадцать шесть лет, и он ее мужем является только номинально. Она – дочь его боевого товарища, осталась сиротою, и он не придумал лучшей формы опеки, как жениться на ней, и относится к ней как отец. Буквально. Она платит ему привязанностью и ухаживанием. И вдруг – я на дороге! Я со своей любовью!… Да, так началась наша любовь.
Санин закурил папиросу, бросил ее, взял новую и заговорил снова:
– Должно было случиться то, что случилось. Она забеременела. Да! Это было наше счастье и наш ужас. Счастье – увенчать любовь свою живым плодом, ужас – открыться. Не для меня! Я всегда молил ее об этом, но для нее. Она была убеждена, что ее муж не перенесет этого открытия. Приводил ее в ужас и скандал, который мог разразиться в обществе. Она – женщина своего круга, своих понятий. Я понимал ее и разделял ее страхи. И тут нам выпала вдруг удача. Генерал уехал в Англию, оттуда в Америку на семь месяцев. Он звал с собою жену, но она уклонилась и назначила ему свидание в Париже… Это было удачей. Она уединилась и родила прекрасного мальчугана.
Лицо Санина озарилось широкой, светлой улыбкой.
– И началось наше новое счастье. Счастье отца и матери. Я его поместил в надежные руки, а потом решил, едва отнимут его от кормилицы, перевезти к себе. И все пошло прахом!
Он тяжело перевел дух и продолжал:
– Это случилось совсем недавно. Всего с месяц. Она приехала ко мне в безумном ужасе и показала письмо от какого-то негодяя. Негодяй писал, что знает про ее связь, знает, что у нее есть ребенок и где он и что он все это огласит, если она не заплатит ему пять тысяч рублей. За эту сумму он продавал ее письма. Письма ко мне! Я бросился в спальню, где в ящике стола держал ее письма. Их не было! Да, только тогда я понял, как надо беречь тайны. Надо сжигать все! Записку, ленточку, всякий знак. Надо держать себя с любовницей, как с зачумленной. А я, болван, берег ее каждое письмо как святыню!