Елизавета Борисовна слушала его, закрыв глаза, и вдруг, обняв его, зарыдала:
– Ты простил! Я знала это и боялась этого больше всего, а теперь мне легко. Ты не гонишь меня, не презираешь?
– Что ты, Лиза! Разве я сам без ошибок!
– Ну, а я… я клянусь быть только твоей, жить только для тебя… верь!..
Она прижалась к его плечу и замерла в волнении. Можаев не выдержал и глухо зарыдал.
– Жизнь моя, счастье мое! – сказал он, прижимая к груди ее голову.
Елизавета Борисовна отдалась его ласкам и в первый раз в жизни почувствовала себя счастливою.
Был обеденный час, когда Лапа вошел в столовую, в которой сидел Яков Долинин. Он быстро встал навстречу нежданному гостю.
– Ну, что сделали? Ее здесь не было.
– Она уже дома, – ответил Лапа, садясь к столу, и словно нехотя рассказал про свои поиски.
– И труда‑то не было, – окончил он рассказ, – нужно было только открыть направление, а там… далеко ли она уйти могла?!
Яков засмеялся.
– Вы гениальный человек и цены себе не знаете! – сказал он.
– А вот и знаю, – ответил Лапа, – вы и не думаете, зачем к вам пришел!
Долинин вопросительно посмотрел на него.
– Контору у вас купить. Вот зачем! Будет с меня в роли писаря околачиваться. Можаев дает деньги, экзамен я хоть сейчас сдам, а там женюсь. Чего еще! – он усмехнулся и потер руки. – Дело за вами только.
– За мной? – Яков пожал плечами. – Забирайте себе всю обстановку, я за нее с вас полушки не возьму. Вы спасли моего брата. Хотите еще Грузова в придачу?
– Грузова? Ну, ах, оставьте! Этот почтенный Грузов, вместе с Косяковым, делил деньги Можаевой.
Яков отшатнулся.
– Откуда вы это знаете?
– Я? – Лапа прищурился. – Я совершенно случайно. У Захаровых служит Луша, эта Луша дружит с моей Феней и состоит невестою кондитера с гор; на горах же живут эти приятели, и все толкуют про их дружбу и внезапное обогащение. Раз я знаю, откуда богат Косяков, ясно, откуда богатство и Грузова. Может быть, он получил векселя для протеста, узнал про смерть Дерунова и удержал их. Дерунов, оказывается, собирался протестовать их.
Яков покачал головою.
– Я рад, что расстался с ним, – сказал он. – Ну, а на ком же вы женитесь?
Лапа засмеялся.
– На Фене! Она славная девушка: и любит меня, и не привереда. До сих пор была во всем помощницей. Вот и теперь. Я здесь с вами, а она на кладбище Ивану спектакль готовит. Ну – с, пойду и я! – сказал он, вставая. – Так решено?
Яков крепко пожал ему руку.
– В любое время приходите – и оформим! Я хочу ехать послезавтра, но могу день, два промедлить. Хотя скучно! – сказал он.
Лапа ушел. Яков тоскливо огляделся. Действительно, скучно. Дом, с которым он свыкся, «отдается внаймы или продается»; люди, к которым он привык, останутся в родном городе, из которого он сам себя осудил на изгнание. Пуста и холодна его жизнь. Ему на миг стало завидно Лапе, который женится на Фене. Огласятся эти комнаты веселым женским смехом, детскими голосами, и, словно солнце, озарятся эти унылые покои холостяка. Он встал из‑за стола и, тяжело ступая, пошел к себе на верхушку, где провел так много времени в счастливом покое.