Пойте! Хорошо в полночной сини
эту песню слушать мне опять.
Пусть она хребты Гильбоа сдвинет
и заставит с нами танцевать!
Есть обычай — в праздничном веселье
посвящают песню пастухам.
Ну а я в пустыне слезы сеял...
Песня эта — воздаянье нам.
Перевод М. Пальчик
В ПАЛАТКЕ /Перевод М. Пальчик/
Палатка. Осень. Кто заплакал,
дождем исхлестан: "У-гу-гу"?
Не то шакал, не то собака,
и капли слезные бегут.
Кап-кап, кап-кап, конца не жди,
идут дожди, идут дожди.
Так только осень плакать может,
и мальчик, ставший сиротой,
когда вверху погасят с дрожью
сиянье свечки золотой.
Кап-кап-кап.
Не напишу я ночью этой
письма и не зажгу свечей,
мать у меня осталась где-то,
но сирота я, горе ей.
Кап-кап.
В палатке холод, и напрасно
собаке в темень завывать.
Кому как не собаке ясно,
что не придут отец и мать.
Кап.
Перевод М. Пальчик
КАК ХОРОШО! /Перевод М. Пальчик/
На поле ветер приутих,
и ливень струями не хлещет,
и вместе с явным снова веши
открыли то, что тайно в них.
Закат почти что не горит,
сиянье дразнит в отдаленье;
в единстве формы и значенья
вся жизнь передо мной стоит.
Прохладный вечер отошел,
ночь опускается без грома.
Попробуй и всему живому
скажи хоть раз: "Как хорошо!"
Пойми, в молчании глухом
сильна и слабость человечья.
Чтоб вырасти лучам навстречу,
мы забываем обо всем.
Лишь Бог и человек в ночи
никак не могут кончить спора.
Свет воссияет, утро скоро,
сейчас же ночь, и ты молчи.
Перевод М. Пальчик
МОЙ ГОРОД /Перевод М. Пальчик/
Лебединая шея в изгибе застыла...
Город мой погружен в белизну и покой.
О свободе мечтают потайные силы,
как об острых зубах спелый плод налитой.
Город мой — чистота шерсти мягкой и гладкой,
свежих булок пшеничная белизна.
Расправляет он улиц глубокие складки,
будто только сейчас пробудился от сна.
Перевод М. Пальчик
(Из цикла "Другой первозданный") /Перевод Л. Цивьяна/
Так прости же меня, называемый Богом,
на пресветлом престоле сидящий привычно.
Разве я виноват, виноват хоть немного
в том, что речь наша немощна, косноязычна?
Сколько раз Твоих детищ мы словом пытали,
но слова наши чужды им, чужды вконец.
Так неужто пустынею мы не плутали,
а пришедший в мир первым — он нам не отец?
Ведь в ту пору косматое, ярое утро
Растоптало впервые извечную ночь,
и мой пращур прадавний бездумно и мудро
смог молчанье мычанием слов превозмочь.
И скоту, и растеньям природа вещала,
с ней умели беседовать Авель и Каин.
Ну, а что же нам делать — ответь, Изначальный, —
в пустоту мы бросаем слова, точно камни.
так прости же меня, называемый Богом,
прости за растерянность слов, за сомненья.
Нет вины моей в том. И дай сил, хоть немного,