все то, чего на свете нет!"
2. НАМЕКИ ВИСЯЩЕЙ ЛУНЫ
Взгляд поднимающейся ночи...
Взгляд дня, достигнувшего дна...
Как будто на листке росинка,
висит на небесах луна.
А ведь не падает — повисла!
Зря на нее собака лает!
Как притча с сокровенным смыслом,
как бы намек, луна пылает.
Намек на высь, что от рожденья
себя в воде увидеть жаждет,
на голос, ждущий отраженья,
чтоб пережить звучанье дважды.
Намеки раковины белой,
молящей молча о вниманье,
и тишины гнетущей бегство,
и бегство нашего молчанья.
Намеки родников бурлящих,
намек всего, что силой пышет,
намеки ночью говорящих,
но верящих, что кто-то слышит.
Намек луны, в ночи висящей,
как капелька росы блестящей.
Что ей собака с глупым лаем!
Не упадет она — повисла!
Затем луну мы воспеваем,
как притчу с сокровенным смыслом.
3. ТЫСЯЧЕЛИКИЙ ДОЖДЬ
Мы множество имен дождю давали,
и он всегда нежданный, точно чудо,
всегда он нов, и вечно с новой песней.
И шорохи, шуршание дождинок,
как тысячи мелодий тонкой грусти.
Лишь радость на один мотив поется,
печали — друг на друга не похожи.
Печаль — дитя, вскрывающее сущность
и тайный смысл обыденных явлений.
Печаль — дикарь, надевший маску волка,
чтоб помириться с родичами волка.
И как вино таится в винограде,
она таится в каждом человеке.
Сегодня дождь на новые мотивы
поет, поет, поет твои печали...
Так молви же ему: аминь.
Перевод Л. Цивьяна
КОЗЛЕНОК ВЕРНУЛСЯ /Перевод А. Гинзаи/
Вечер смыл дневную пыль
и спать завалился, бездельник.
Кто там? Сказка то или быль?
Козленок
из колыбельной!
Я сразу поверил. Отвесил поклон,
как месяц — озерным теням.
Таким человечным вернулся он —
взрослым,
усталым,
полным прощенья.
Привет! По глазам узнал я тебя,
по козьему их мерцанью,
по скотьему гимну "ме-е" и "бя-я",
вечному, как мирозданье.
А я?
Погоди, не спеши с приговором.
Может, хитрым кажусь я тебе?
Мальчуган, изучавший Тору,
еще тянет (как ты!) "а" да "бе"...
Белоснежно руно твое, козлик, как встарь,
хоть изрядно его потрепали:
год Тарцах[25], что пятнает стенной календарь, —
будто слово "убий!" на скрижали.
Тридцать восемь ступеней, объятых огнём,
я по жизни прошел с того дня,
когда за изюмом и миндалём
ускакал ты, покинув меня.
Козленок ушел,
и ребенок ушел...
А ступенек было так много,
и ряд их в далекое небо вел
от мальчика с козликом — к Богу.
И камни из стен без грусти глядели,
не плакали, как теперь.
Теперь же...
под каждою колыбелью
прячется хищный зверь.
Склоняется мать над детской кроваткой,
и просит песню сыночек...
Не в силах она ни петь, ни плакать.
Лишь волк завывает к ночи.
Но мне ты даришь и смех, и слезу.
Во мне и отец, и сын.
Как Красная шапочка, в волчьем лесу