— Да, у нас нет отбоя от хороших музыкантов, — согласился Эйдан.
— Если Маги намерен расширить развлекательный бизнес, это привлечет больше туристов, и мы только выиграем. — Шон выложил тесто треугольником, примял края и снова отправил в холодильник. — Но все должно быть по-нашему, как заведено у Галлахеров.
Шон вывалил в раковину картофель и взялся за чистку. Эйдан с довольным видом откинулся на спинку стула.
— Ты не перестаешь удивлять меня, Шон. Да, только по-нашему — традиционно, сдержанно, по-ирландски — или вообще никак. Мы не потерпим безвкусицы или показухи.
— То есть ты должен убедить его в совместном бизнесе. В отличие от Маги, мы знаем Ардмор и Олд Пэриш, — добавил Шон.
— И за наш вклад мы получим долю в его театре, — положил конец сомнениям Эйдан. — Я тоже к этому склонялся… так и скажу папе. И пусть он займется Маги.
Дарси забарабанила пальцами по столу.
— Значит, мы продаем ему землю по нашей цене или сдаем в долгосрочную аренду с условием, что получим долю в здании театра, планировании репертуара и прибылях, я правильно все поняла?
— Коротко и точно. — Эйдан подмигнул ей. Он всегда знал, что у Дарси есть деловая хватка. — По-нашему. — Он встал из-за стола. — Значит, все согласны?
— Я согласна. — Дарси взяла еще одно печенье. — Посмотрим, сможет ли этот Маги сделать нас богатыми.
Шон опустил очищенную картошку в кипящую воду.
— И я согласен. А теперь кыш из моей кухни.
— С удовольствием. — Дарси послала Шону воздушный поцелуй и удалилась, размышляя о том, как она распорядится деньгами янки.
Ни на секунду не усомнившись в деловых способностях Эйдана, Шон отбросил все мысли о сделке с землей, строительстве театра и прибылях. К тому времени, как распахнулись двери паба, теплая кухня благоухала аппетитными запахами.
Привычная работа не требовала особой сосредоточенности, и обычно в его голове крутились новые мелодии и слова к ним. Обычно, но не сегодня. Музыка вдруг отступала, и он возвращался под моросящий дождь и словно наяву видел обвившую его Бренну, слышал гул своей вскипающей крови. И это ему не нравилось.
Бренна его друг, и он не имеет права так думать о ней. Пусть даже она сама это начала. Он рос, поддразнивая ее, как собственную сестру. А когда целовал ее — разумеется, он ее целовал, — это были братские поцелуи.
Как, черт побери, вернуться к прошлому, если он теперь знает ее вкус? Если он знает, как их губы сливаются друг с другом и сколько страсти в ее маленьком теле? И как, скажите на милость, избавиться от этого знания, обжигающего его изнутри, знания, на которое он никогда не напрашивался?