– А что, она хорошенькая?
– Нет-нет, какое там! Бедняжка стара и некрасива.
– Ну так не стоит, значит, и смотреть. Однако я тороплюсь... Дела, мой друг, дела.
Князь опустил полог, и Никола облегченно вздохнул. Однако, не дойдя до двери, Константин Николаевич с молодой прытью повернул обратно.
– Что такое, папаша?
– А то, что мне кажется, это твоя американка. И, я уверен, прехорошенькая. Позволь, друг мой, я все-таки взгляну на нее.
Тут Никола, словно страж, которого можно сдвинуть с места, лишь поразив кинжалом, раскинул руки и твердо сказал:
– Ну уж нет, папаша. И не просите. Это невозможно. Она вся дрожит от страха и вам все равно не покажется.
– В самом деле? – Князь, потоптавшись, хмыкнул, подмигнул сыну и удалился.
Какой дивный был вечер! Маленькое приключение развеселило Николу и Фанни. Они казались друг другу заговорщиками, едва не пойманными на месте преступления. Никола снова взялся за гитару. У него был прекрасный мягкий, завораживающий душу баритон. Он любил русские романсы и пел их так, как только поют в России ее неприкаянные дети.
Такой прибыла в Россию, страну своих мечтаний, молоденькая американка. Возможно, старый, полустертый снимок не передает ее живого очарования. Во всяком случае, великий князь совершенно неожиданно для себя крепко влюбился.
«Полюбить – погубить, значит, жизнь молодую...» Фанни еще не настолько знала русский язык, чтобы уловить разницу в словах, звучавших почти одинаково. «Полюбить – погубить...» Никола пел и не догадывался, что эта песня рассказывала о его скором будущем.
Но пока все было хорошо. Даже слишком хорошо. Подойдя к окну, выходившему на Неву, Фанни взглянула сквозь огромное стекло. Почему она раньше не видела, как прекрасен этот город, построенный на клочках суши. Она начинала любить его вопреки собственному разуму. И даже Петропавловка, про которую Никола ей много рассказывал, сейчас не навевала грустных мыслей. Как странно! Крепость, тюрьма. А наверху, на шпиле, – ангел.
Что делать в городе в июне?
Не зажигают фонарей;
На яхте, на чухонской шхуне
Уехать хочется скорей.
* * *
Похоже, что эти два человека, таких разных во всем, обойтись друг без друга уже не могли. После громких сцен Никола становился тихим и послушным. Фанни пользовалась этим и всеми силами старалась отвадить его от веселых компаний: запирала в своей квартире, грозила, что порвет с ним, если не бросит пить. Ее тревожила безалаберная жизнь князя, не признающая никакой порядок. Она, например, удивлялась, насколько он равнодушен к еде и готов обходиться чаем с хлебом. «Я так привык с детства», – объяснял ей Никола. И Фанни, вспоминая невкусную дворцовую еду, понимала: в безалаберном семействе жизнь шла как придется, без хозяйского глаза. Даже толковых поваров подобрать не могли. Насилу приучив Николу ежедневно обедать у нее, она принялась бороться с другой напастью – бессмысленной тратой огромных сумм.