В кругу товарищей-офицеров Никола любил повторять: купить можно любую женщину. Вся разница только в оплате услуг: иногда дело обходилось пятью рублями, а случалось торг шел о пяти тысячах.
Впрочем, как раз такому краснобайству грош цена. Никто не знает этого лучше самих мужчин. В минуты размышлений Никола пытался разобраться, отчего такой непокой в его душе. Кажется, он упорядочил свою жизнь. Утро его начинается в восемь часов с холодного душа, далее завтрак с отцом. Оттуда «домой», на Галерную: подрядчики, счета, антиквары, портные, приятели, архитектор с планом зимнего сада. В четыре часа – Михайловский манеж, в шесть – обед, потом театр.
Так отчего же после всей замечательной дневной кутерьмы такие приступы страха? Запись из дневника: «Что со мной происходит, не могу понять. Голова горит, мысли путаются, хочу чего-то и сам не знак) чего. Что за притча? Кровь так и кипит, сил, кажется, так много, что я, как наполеоновский офицер, могу проскакать сто верст в сутки и помнить все, что видел по дороге». И еще: «Силы падают, и голова не в состоянии работать. Одна мысль погоняет другую, одна мешает другой. В мозгах Содом и Гоморра. Это, наконец, черт знает что такое...»
Это не «черт знает что такое», а смятение, недовольство тем, как складывается жизнь. Все есть – и ничего нет. Нет «ее» – того главного стержня, вблизи которого всякое деяние обрело бы смысл и необходимость. И где «ее» искать?.. Но мысли о том, что покой и счастье связаны с любимой женщиной, семьей, детьми, уже не оставляли Николу.
Иногда он оставался ночевать в еще не готовых, пахнущих сырой штукатуркой, помещениях. В громадном здании, угрюмую тишину которого нарушали лишь ненароком треснувшая доска да легкий шорох мусора, переносимого сквозняком по длинным коридорам, нервы его напрягались, сон не шел. Сейчас в доме пусто, одиноко, но через некоторое время все изменится. Он, конечно, женится, когда найдет себе пару по душе. У него, конечно, будут дети. Они начнут пищать и гомонить, а потом с топотом носиться по комнатам, где сейчас лежат штабелями кирпичи, мешки с песком и паклей. Неужто здесь будет идти обыкновенная семейная жизнь? Забыв о зимнем саде и зверинце, Никола размышлял о ней: незнакомой женщине, которая родит ему детей, которых он – это уж точно! – не доверит попечению бессердечных баронов. А кому же? Он начинал в подробностях думать об этом и незаметно засыпал, совершенно успокоенный, как будто у него уже были жена и детишки, а дело оставалось только за воспитателями.