Сегодня на бюро будут заслушивать, как он готовится к учению, а в голове хоть шаром покати. Ничего не придумал.
«Есть отличнейшие палатки, с печами, с вентиляторами, с деревянным полом. Когда на дворе минус двадцать — внутри плюс двадцать. Чего еще желать?.. Конечно, неизвестно, как они себя покажут: вдруг понесет их вроде паруса, как в том жутком сне…»
В общем, в голове никаких ценных мыслей, а вечером держать ответ. Плохо себя чувствует Кубидзе. Очень плохо. Кто-кто, а уж он-то в любую минуту имел про запас какой-нибудь дельный совет. Николаенко всегда шутил, дескать, Кубидзе должен состоять только при командире, потому как у него в любое время суток наготове дежурный совет. Шутки шутками, но сегодня Кубидзе пуст.
— Переходим ко второму вопросу, — донесся до него суховатый, деловито-спокойный голос Винокурова, который строго оглядывал членов своего партийного бюро и других коммунистов, приглашенных вместе поразмышлять. — Давайте посмотрим, как готовится к учению товарищ Кубидзе. Вам слово, Отар Авдеевич.
Кубидзе живо поднялся, но с ответом медлил. Раскрыв лежащую перед ним тетрадь и тут же свернув ее в трубочку, он начал довольно бодро, только маленькие картинные усики, выдавая его смятение, чуть заметно подрагивали:
— Если коротко, в хорошую погоду — хорошо, в плохую погоду — плохо. Иначе: когда тихо, будем трудиться в палатках, когда ветер… Тогда еще не придумали.
— Вот те раз! — удивился Винокуров. — Учения на пороге, а они еще не придумали! Здорово!.. Василий Егорович, может, вы скажете?
— А что Василий Егорович? — Малышев недовольно сморщил нос. — У Василия Егоровича все в норме. Сани, плотики, волокуши покрасим, и можно испытывать… Надо помогать Кубидзе. Скажем прямо — зимой разбивать лагерь мы не приучены. То, что делали раньше, походило больше на игру в солдатики: забирались на берег летом, потом страшно радовались. Да, да… Не смотрите на меня так, Вениамин Ефимович. Именно радовались, что нас хвалят за этакую «доблесть». Я тоже радовался. Теперь надо зимой. Что ж, буду соображать. А как осенит — от Отара не скрою… — улыбнулся он одними глазами.
— Разрешите? — поднялся Рыбчевский, заранее собирая лоб в гармошку. — Я внимательно слушал Малышева… Могу сказать, это не принципиально, Василий Егорович. Насколько помню, вы вместе с Кубидзе убеждали Николаенко насчет лета. А теперь что, прозрели? «Игра в солдатики»… Недавно говорили совсем другое. Я, например, и сейчас полагаю — в наших краях лагерничать на берегу можно только в тихую погоду. И нечего копья ломать… Оружие приготовим в противогазах, это для нас важно, и еще подадим новыми средствами. Мало?.. По-моему, за глаза хватит!