Командир не дал сказать ни слова.
— Ты часто употреблял наркотики? — по-русски спросил он.
Том замотал головой.
— Ясно. Тогда тебе легче будет услышать, что они плавают сейчас в море.
Том понял. Губы у него задрожали, и он заговорил по-английски так быстро, что я ничего не мог понять. Крис так же быстро ему отвечал.
— Он был распространителем, — сказал Крис, когда Том отошел. — Точнее, передавал наркотики распространителям в школах. Теперь боится, что когда вернется на Землю, с него спросят за пропавший товар.
— Ты его успокоил? — спросил я, глядя как Том с Толиком уходят по мосту.
— Да, конечно. Я сказал, что мы никогда не вернемся на Землю.
7. ЧАСОВНЯ НА ТРИДЦАТЬ ШЕСТОМ
Если бы случай с наркотиками произошел раньше, наш остров бурлил бы несколько недель. А сейчас, хоть моя ночная находка и стала всем известной, на нее попросту не обратили внимания. Распад Конфедерации заслонил собой все остальное.
Еще два или три дня на наших мостах было тихо. Недавние союзники выясняли отношения между собой и не обращали внимания на воскресший остров Алого Щита. Мы снова видели на горизонте клубы дыма, но так и не могли разобраться, на каком острове был пожар. А потом нас принялись атаковать.
Обычно нападения шли по мостам с двадцать четвертого или двенадцатого островов. Изредка, для разнообразия, через территорию тридцатого острова, по-прежнему пустого и мертвого.
Наверное, нас считали главными виновниками всех неприятностей Островов. Все наши друзья с соседний островов куда-то исчезли — и Джордж-Салиф с двенадцатого, и Лорка с двадцать четвертого. Может быть, их уже не было в живых.
Мы дрались с утра до вечера, забыв о тех перерывах и боях «вполсилы», которые по молчаливой договоренности устраивали раньше. Каждый день кто-нибудь возвращался с мостов раненным, на день-два выбывая из Игры. Мне располосовали мечом руку и всадили стрелу под коленку. Произошло это до обидного буднично: короткая свалка, в которой трудно было разобраться, кто кого колотит, прекратилась так же быстро, как и началась. Я из драки вывалился, хромая, и с залитой кровью рукой. Меня подхватили Илья и Меломан, оттащили назад. Меломан, хмурясь, ощупал мою ногу, велел отвернуться… Я торопливо отвел глаза: видеть, как из твоей собственной ноги выковыривают деревянным кинжалом стрелу, это не слишком приятное зрелище. Через полчаса я уже лежал в своей комнате, забинтованный, намазанный заживляющей мазью. Мгновенно унялась боль. Ритка, ставшая ужасно ласковой и заботливой, и Инга, перепуганная, а от этого колючая и задиристая, суетились вокруг. Через пару дней я снова вышел на дежурство. На голени остался шрам — выпуклый, светло-розовый, похожий на пятиконечную звездочку.