— Инна? — спросил он. — Мне продолжать?
Ее глаза сверкали, как вода в ручье. Девушка посмотрела на него, не говоря ни слова, крепко притянула к себе, и Арон вошел в нее.
Инна вскрикнула от неожиданной боли, но Арон словно не слышал ее. Он не мог остановиться. Для него не было пути назад. Он хотел обладать ею, хотел входить все глубже и глубже. И Инна тоже хотела этого. Хотела, чтобы он касался ее так, как никто прежде ее не касался. Она отвечала на его толчки и чувствовала радость оттого, что она может, что она хочет, что она смеет.
Арон поспешно вышел из нее, чтобы семя попало ей на живот. Потом они лежали, прижавшись друг к другу и прислушиваясь к звукам вокруг себя. Они лежали, прерывисто дыша, как маленькие лесные зверьки, и Арон долго и нежно гладил ее по спине.
Нагота страшит меня. Даже когда никто, кроме меня, не видит мое тело, даже когда поблизости нет зеркала, я страшусь наготы.
Я помню, как незнакомый доктор сказал мне, тогда маленькой девочке: «Сними кофту и спусти брюки». Я остро ощущала свою наготу под одеждой и страх, охвативший меня в ту минуту. Взрослые, стягивавшие с меня штаны, чтобы отшлепать, чтобы наказать. Нагота, смешанная со стыдом. Первородный грех. Всегда сознавать свою наготу под одеждой и стыдиться ее. Всегда носить на себе наготу как дерюгу.
В том сумбурном музыкальном представлении, которым было мое детство, стыд и нагота составляли отдельную тему. Я чувствовала, как ее играют на моем теле, угадывала хорошо знакомую мелодию по первым нотам. Я никогда не чувствовала себя в безопасности. Одежду так легко сорвать, обнажив голое тело. В детстве стыд был моим постоянным спутником. Наверняка родители хотели как лучше, просто они по-другому не умели.
В моей взрослой жизни основной музыкальной темой стали попытки убежать от стыда, обойти его стороной. Но любое наслаждение сопряжено со стыдом. Он преграждает вход к удовольствиям, и, чтобы пройти в желанную комнату, сначала нужно протиснуться мимо охранника, ощутив на себе его дыхание. Есть те, для кого это не составляет труда. Они с легкостью показывают охраннику пропуск, перекидываются с ним парой слов и проходят мимо с таким видом, словно весь этот контроль не больше, чем простая формальность. Другие останавливаются перед контролем и дальше пройти не смеют, так и не решаясь получить удовольствие. Я же отчаянно роюсь во всех карманах в поисках пропуска, в страхе, что меня не пустят, в страхе, что что-то не в порядке: штампа нужного не хватает или подписи. Или что стыд наморщит брови, строго так посмотрит на меня и спросит: «Ты действительно думаешь, что заслуживаешь удовольствие?»