Девушка только сжала его руку и поднесла к губам.
— Со дня свадьбы прошло полгода. Мать уже носила ребенка от нового мужа. Мне было пятнадцать лет. Совсем взрослый. У меня было время все продумать. Я только ждал подходящего момента, чтобы убить его. Я четко помню, как он сидел у очага и распутывал бечеву. Мать с братьями и сестрой легли спать, а я вернулся с прогулки с собаками. Сам не помню, как оказался перед ним с ножом в руке. Отчим удивился. Попытался оттолкнуть меня. Выхватил из огня головешку, чтобы защититься, но не успел. Я воткнул ему нож в шею и выбежал из избы. Посмотри на мои руки, Инна. Они дрожат. На дворе была ночь. Я выбежал, так до конца и не поняв, что натворил. Я бежал и бежал. Спрятавшись за камнем, я разрыдался. От страха я сходил под себя, штаны прилипли к телу и воняли. Я чувствовал себя таким маленьким. Слишком маленьким для того безумства, которое совершил. Что было потом, я плохо помню, но, по-моему, я впал в забытье, а когда очнулся, то увидел, что наш хутор весь охвачен огнем и что мать с другими детьми с криками выбежали во двор. Я помню голос матери, выкрикивающий мое имя как проклятье. Она проклинала меня.
Арон замолчал, уставившись в огонь. Через какое-то время Инна осторожно коснулась его руки.
— Продолжай, — прошептала она.
Арон повернулся и посмотрел на ее лицо, ища что-нибудь, за что можно было зацепиться взглядом.
— Я побежал к морю, к лодке, пригибаясь, чтобы никто меня не видел. Отвязал лодку и поплыл на запад, прочь от островов, прочь от людских глаз, прочь от криков матери и от пожара. Сперва я греб, не останавливаясь, пока не выплыл в открытое море и Мичинес в дыму и огне не исчез из видимости. Потом я убрал парус, оставив лодку дрейфовать. Я решил умереть. Чувство вины было настолько сильным, что я думал, оно одно убьет меня. Наверно, лодка дрейфовала целые сутки, а наутро меня разбудили крики. Открыв глаза, я увидел рядом корабль, и с палубы люди что-то кричали мне. Лежа на дне лодки, я думал: нет, я не хочу, чтобы меня спасали, не хочу жить. Мне не хотелось, чтобы люди меня видели, не хотелось, чтобы они меня узнавали, трогали меня. Мне хотелось пройти с мешком на голове всю дорогу до виселицы и чтобы никто не сказал мне ни слова, не удостоил меня взглядом, не коснулся меня рукой. Но они притянули лодку к борту, и матросы подняли меня на палубу. Я не понял, что мне говорили, потому что они разговаривали по-английски. Корабль шел из Шотландии. Понял только, что они везут уголь в Исландию. Я был болен и все плавание пролежал в забытьи. Когда мы вошли в порт Рейкьявика, от меня остались только кожа да кости. Я был похож на тень. Прибыв на место, шотландцы оставили меня вместе с лодкой, которую весь путь тащили на буксире, в гавани. Я выжил. Жизнь стала моим наказанием за то, что я совершил. Так мне тогда казалось.