«Ну хоть чуток поближе!» — мысленно умолял немцев Раич. По мере приближения танков голубые глаза его холодели, суживались, немеющие пальцы скребли краску щита.
Один танк подобрался к правому орудию. Орудие молчало, и никого не видно было там. Окажись танк на позиции — конец всей батарее. Прыгая через воронки и пустые ящики, Раич бросился к орудию. Бежал и кричал: может, кто поднимется и заметит опасность. И на позиции поднялись. Окровавленный наводчик и заряжающий стали к орудию. Выстрел в упор, и танк, клюнув пушкой, завис на бруствере орудийного дворика. Остальные танки поняли это как сигнал, двинулись на батарею с трех сторон.
Два танка еще вспыхнули перед батареей. Но большего артиллеристы сделать не могли. Силы были явно неравными. Замолчало еще одно орудие. Теперь стрелял только Раич, и весь огонь фашистов сосредоточился на нем.
В бурном, размытом пылью мерцании за танками колыхались автоматчики.
— Бейте их гранатами! — крикнул Раич. Соленый пот заливал ему глаза, мешал смотреть.
Раненый солдат достал из ящика снаряд. Огонь брызнул прямо из-под его ног. Пушка опрокинулась, а пустой снарядный ящик ударил Раича в лицо. Когда он поднялся, фашистские танки были уже на позиции и крушили гусеницами все подряд.
— Встаньте, живые! — крикнул Раич. — Пусть видят, как…
Срезанный автоматной очередью, он опрокинулся навзничь и завалился в ровик. Три или четыре человека поднялись на его зов и тут же погибли у своих искалеченных орудий. На позициях батареи стрекотали короткие очереди. Это гитлеровцы добивали раненых.
Танки свернулись в колонну и продолжали движение в направлении города, где на широком пространстве у Волги в небо упирались густые тучи дыма, фонтанами вырывались всплески огня и кружились сотни самолетов.
В линялой синеве неба глухо прострекотало, будто кто громадный разодрал одежду по швам. С Хоперского шляха, из жгучего облака пыли, злобно стучали скорострельные пушки, захлебывались крупнокалиберные пулеметы. Небо расцвело черными бородатыми бутонами, блескучий воздух искрестила паутина огненных нитей. Пятерка краснозвездных машин неуклюже ныряла между этими черными бутонами, пробивалась к танковой колонне на шляху.
— Собьют, проклятые, — с горечью выдохнул Галич. С-под грязного щитка ладони зверовато блестели его суженные монгольскими скулами зрачки.
— Низом бы им.
— Будто низом не стреляют.
Самолеты приближались к шляху медленно. Они отвернули чуть вправо, заходили с хвоста колонны. Неожиданно у одного из них отделилось крыло и, кувыркаясь, полетело вниз. Обгоняя обломок, камнем рухнул и весь самолет, и через минуту до стоявших на хуторской улице докатился из-за холмов тяжкий гул взрыва. И почти одновременно с этим взрывом задымил второй самолет. Он круто развернулся и потянул к Дону, но клюнул вниз. И теперь гул поплыл со стороны Лофицкого леса. Оставшиеся три самолета выстроились в цепочку, прошлись над колонной. На шляху выросли колючие рыжие столбы дыма и пыли, вспыхнули пожары. На втором заходе задымили еще два самолета. Один неправдоподобно легко развалился в воздухе, второй повернул было к Дону, но тоже упал где-то у Лофицкого леса. Последний из пяти взвыл моторами, растаял в молочно-дымной синеве. Все произошло удивительно быстро на глазах у толпившихся на улице хуторян.