– И вы позволили ей?
– Я ничего не мог поделать.
– Почему?
– Я был связан. Они связали меня, исполнили передо мной это… это… Нет, не могу вспоминать, мне больно от таких воспоминаний…
– Кто же высвободил вас из пут?
– Они же и высвободили. Когда насладились друг другом вполне, изошли соками и слезами радости, они меня развязали и сразу же умчались. «Куда ты? Неужели ты бросишь меня, моя любимая?» – кричал я ей вслед. А она ответила: «Я вернусь к тебе, дорогой, как только испью эту чашу до дна!» Какую чашу? Откуда она знает, сколько в этой чаше налито? Я должен найти её. Я обязан вернуть мою Лизу.
– Далеко же вы забрели от родного дома ради того, чтобы потерять жену, сударь, – засмеялся капитан Бин. – А куда же подевалась ваша свита?
– Их убили дикари. Это их главарь положил на Лизу глаз и всё остальное.
– Так ваша жена… Вы хотите сказать, что она занималась любовью среди трупов и крови?
– Именно!
– Милейшая история, – проговорил Диксон. – А вы знаете, князь Алексей, я бы не отказался побыть на вашем месте. Вы испытали много чудесных минут. Просто вы не были готовы к тому, что они кончатся однажды. Но ведь всё приходит к своему концу.
– Только не наша любовь! – с жаром воскликнул Алексеев.
– Давно ли это случилось? – строго спросил Бин.
– Недели две уж минуло. – Голос Алексея потух.
– Я думаю, господа, мы должны немедленно пуститься на поиски княгини Алексеевой. Мы должны вернуть её законному мужу, или мы не достойны называться джентльменами! – вскричал торжественно Диксон и призывно поднял руку над головой, угрожающе сжав пальцы в кулак.
– В путь! – призывно поднял руку над головой капитан Бин. – У нас достаточно людей, чтобы задать трёпку любому дикарю!
И мы поскакали, обдуваемые жарким встречным ветром, опаляемые солнцем и подгоняемые рыцарскими чувствами. Временами мы останавливались, чтобы оглядеться и переброситься парой-тройкой фраз.
На очередной остановке ко мне подъехал Базиль, спутник Графа, и спросил, глубокомысленно сведя брови:
– А вам не приходила в голову мысль, сударь, что мы мчимся выручать обыкновенную потаскуху? Нет, не подумайте, что во мне нет места чувствам истинного кабальеро, но всё-таки…
Я выдержал паузу, размышляя над тем, как лучше ответить в данном случае, и сказал:
– Думаю, что мы мчимся спасать женщину, а не её пороки и добродетели. Лично мне ценен человек как творение природы. Княгиня Алексеева, как я понимаю, очень красива. Будет жаль, если дикари испортят её красоту каким-нибудь неаккуратным поведением… Что же касается потаскухи, то я бы не рискнул говорить столь однозначно. Вспомните Вавилон, дружище. Все женщины этого великого города обязаны были раз в жизни выставлять себя в качестве проститутки, дабы тем самым искупить свои грехи. Они устраивали огромный лагерь перед вратами храма Венеры и должны были удовлетворять желание первого встречного чужестранца, пожелавшего очистить их душу с помощью телесных наслаждений… Откуда нам знать, в чём действительно сокрыт грех? Мы думаем так, другие – иначе. Добродетель имеет сотни разных лиц, как и порок.