Он был согласен со старшиной – ну какой, к примеру, разведчик из Конакбаева с его совсем не местной физиономией? Да и мало ли чего может случиться, а оставить отряд – он уже про себя называл свой огрызок взвода отрядом – без командира и самого опытного бойца… Но и согласиться сразу было нельзя.
– Пойдете вы, Савосин, – подытожил он после долгого молчания, означавшего раздумье. – Без оружия, – надавил он.
– Как же без оружия? – подскочил на месте Савосин. – А вдруг…
– Вот именно на случай «вдруг» – без оружия. Если в деревне наши – сразу назад. Если немцы… Тоже сразу назад и со всей осторожностью.
– А если ни тех, ни других?
– Тогда попытайтесь разузнать, где немцы. Ну, или наши, – терпеливо разъяснил Сергей. – Про нас ничего не рассказывать. По легенде вы вообще гражданский. Непризывного возраста, – окинул он взглядом щуплую фигуру бойца. – Заблудились, оголодали… В общем, для начала хватит. Поняли?
– Так точно!
– Выполняйте…
Савосин в одной нательной рубахе и галифе, босиком, для большей достоверности, утопал по узкой тропинке, вьющейся вдоль поля, по направлению к каким-то строениям, видневшимся под высотой, которую язык не поворачивался назвать «холмом»: высотка – высотка она и есть, и потянулось ожидание.
Гром, странный при практически чистом небе, то затихал совсем, то нарастал, совсем не похожий на орудийную канонаду, но с неба не упало ни капли дождя. Конакбаев, отпросившись у лейтенанта, все-таки ушел за грибами, старшина ревизовал небогатое имущество отряда, а лейтенант, не находя себе места, решил привести себя в порядок. А то, понимаешь, двое суток не брит, обмундирование и сапоги в грязи…
Усики он отпустил еще в институте, а на курсах сохранил, несмотря на запреты. Очень уж они были ему к лицу, по словам знакомых девушек. Особенно одной… Глядясь в крошечное зеркальце, пристроенное на штабеле ящиков с минами, Сергей снимал опасной бритвой двухдневную щетину и насвистывал мотивчик из популярного кинофильма «Весна».
– Всё стало вокруг голубым и зеленым…
«И почему Танюшка считала, что я похож на актера Кадочникова? – думал он, видя в зеркальце впалую щеку, глаз и мочку уха. – Ничего общего…»
Накатила тоска по оставленной девушке. Ведь хотели же расписаться еще в мае, так нет же: мол, в мае жениться – всю жизнь маяться. Из-за этого и рассорились. Тогда казалось – навсегда. Но она будто почувствовала – прибежала, когда бывшие студенты, только что призванные, толпились на Курском вокзале, ожидая поезда. Плакала, просила простить, обещала дождаться… Последнее письмо от нее он получил еще в Подольске, перед самой отправкой, а с нового места так и не успел написать.