– Бочонка два, думаю, хватит…
* * *
Громыхнуло так, что задрожала земля. Пожар взвился до самых небес, в вое пламени слышались отзвуки безумного смеха.
Мы ковыляли как могли быстро, поддерживая друг друга. Но вот в спину нам дохнуло жаром, мы упали, следом заскользили дымные клубы, посыпались искры и тлеющие угли.
– К ядреному лешему в труху! – захохотал Еремеев.
Я засмеялся тоже. Болело сломанное ребро, колотые раны в предплечье и бедре, но я не мог не смеяться.
Дым рассеивался, показались огоньки факелов.
К нам, лежащим на земле и смеющимся, медленно подъехал блестящий всадник на сером в яблоках коне. На плечо наброшен черный ментик с золотыми шнурами, алые чикчиры, черная меховая шапка с пышным алым султаном. Поперек щеки сабельный шрам, пшеничного цвета тонкие подкрученные усы.
– Добрый вечер, месье Ферро, – сказал я. – Увы, но бал окончен. Вы опоздали.
– Русские?! Откуда тебе известно мое имя?
– Вам привет от господина Савиньи… И от его величества.
Ферро растянул губы в улыбке:
– Значит, у них ничего не получилось? Я в этом не сомневался…
– Переписывать историю – неблагодарное занятие, месье Ферро. Как ни старайся, старушка Клио оказывается сильнее.
– Лучше жалеть о том, что сделано, – ответил Ферро, – чем о том, что не сделано. Тем более что я никогда не жалею о своих поступках.
Не сводя с нас глаз, он поднял руку. Мир перед глазами плыл, но я сумел разглядеть подходящих пехотинцев с ружьями наизготовку.
– Хотите сказать что-нибудь напоследок? – осведомился Ферро.
Конечно, я хотел. У меня на такой случай была в запасе пара неплохих фраз.
Но не успел я разлепить губ, как ночь раскололо надвое оглушительное «Ура-а-а-а!».
А следом раздалось знакомое, торжествующее:
– Хузары, круши!! Руби в песи!!
Черная тень – всадник с нацеленным вперед клинком – сшиблась с Ферро.
Клинки зазвенели, заскрежетали, рассыпая искры. Бешено ржали кони. Круговерть боя, пляска смерти закружила окрест нас.
Из дыма неслись, размахивая саблями, гусары в зачехленных киверах и шинелях, казаки с шашками наголо, с пиками наперевес – башкиры и киргизы в своих характерных шапках и халатах…
Всё кончено было в считаные минуты.
Французы, рассеянные по полю партизанами, спешно бросали ружья, поднимали руки, сдаваясь.
Денисов подъехал к нам. В одной его руке была обнаженная шашка, в другой – знакомый черный ментик с золотыми шнурами. Вытерев им клинок, он бросил его на землю.
Темные волосы командира развевались, меж ними плескала, будто крошечный стяг, тонкая седая прядь.
– Вы дурно выглядите, господа, – сказал он.
– Василий Давыдыч, мы… – Я закашлялся, покачнулся. Еремеев поддержал меня за плечи.