– Глядите-ка, Мякишев, – указывал пальцем рабочий, – похоже, тут какое-то представление.
Поручик обернулся и встревоженно сказал:
– Мне кажется, это не совсем представление. Савелий Игнатьевич, достаньте-ка ваш маузер…
– Вы с ума сошли, Мякишев? – Рабочий покачал головой. – Кто будет воевать в таком виде?
– Сегодня – никто… – отозвался поручик.
Синие уже заметили их. Человек в эполетах резко остановился и, вскинув руку, сказал:
– Вандё… фетгяф[14].
Савелий Игнатьевич заволновался. Чужаки разговаривали на какой-то тарабарщине.
Человек в эполетах выступил вперёд. Проигнорировав рабочего и оглядев погоны Мякишева, он, вращая глазами, с недоумением спросил на странном языке:
– Кетву бонсан, дкельармэ?[15]
Поручик, вытянувшись, отчеканил в ответ:
– Мэрюс! Колон досансуасантруа дёгуниб[16].
Незнакомец удовлетворённо кивнул, словно ждал такого ответа, и требовательно вытянул руку.
– Бон, – сказал он поручику. – Диси вузэт каптиф. Вотрэпэиси виф… Сивлетубонёр[17].
– Пердесёмаскарад, лёфранс этанантант бьянкомну[18]… – недовольно начал Мякишев.
Но человек в эполетах покачал головой, решительно ударил себя в грудь, на которой сверкала медная бляха, и резко перебил его:
– Нузавон даменэ каптифс деванлекомт дедюронель[19].
– Киавудоне сёдруа эсетордр?[20] – отрывисто поинтересовался у чужаков Мякишев, нащупывая на боку ножны.
– Лёмарешаль дюк детревиз![21] – выпрямившись, гаркнул в ответ солдат.
Ряженые солдаты угрожающе вскинули ружья.
– Кто это такие? Что за язык? О чём они говорят? – с тревогой оглядывая странных незнакомцев, спросил Савелий Игнатьевич.
Поручик ещё спросил о чём-то и, поморщившись, отдал саблю. Вернувшись к рабочему, Мякишев растерянно сказал:
– Язык – французский. Не могу поверить… Эти ненормальные люди… утверждают, что принадлежат к четвёртому корпусу армии его величества императора. Их старший, по имени Шарль-Франсуа, заявляет, что мы с вами арестованы. Он не причинит нам вреда, но у него приказ – доставить нас к своему командующему…
Мякишев криво усмехнулся и уточнил:
– К королю Неаполитанскому.
Савелий Игнатьевич растерялся от неожиданности.
– Чушь какая-то… К какому королю? Какого ещё императора? Бывшего самодержца Романова, что ли? Смещённого год назад? Или брата его… как его звать-то… Константина?
– Ни того, ни другого.
Мякишев ещё раз оглянулся на людей в странной одежде. Потом наклонился к рабочему и прошептал на ухо:
– Похоже, я был прав. Мы каким-то образом перенеслись в настоящий восемьсот двенадцатый год. Речь о Наполеоне Бонапарте Первом, императоре Франции.
– Глупость какая-то. Невозможно! – Савелий Игнатьевич решительно замотал головой. – Наполеон… Да он же умер давно! Мы это в школе учили. В тринадцатом году это на любой открытке было написано… Умер Наполеон, и всё его войско – тоже.