– Ну как? – первым спросил Мишаня.
– Как… Это действительно французы. Ребята, у нас война с французами. Игорек, ты все эти дела лучше знаешь, объясни…
– Война двенадцатого года? – переспросил Игорек.
– Ну да. Я этих, как их… местных колхозников нашел. И попа. Они по ту сторону усадьбы, за садом, оттуда французов высматривали. Они меня сперва чуть вилами не прикололи. Но хоть по-русски говорили, а те, в усадьбе, – по-французски, я послушал – и ни хрена не понял. А усадьба – Полянских, хозяин лежит больной, удар его хватил. Хорошо, французы на двор вместе с кроватью не выкинули…
– Полянский Андрей Иванович, бригадный генерал. Родился 5 декабря 1733 года, скончался 7 июня 1816 года… – отрешенно сообщил Никита.
– Дурдом! – воскликнул Яшка.
– Влад, ты ничего не напутал? – спросил Мишаня. – Может, тебя развели?
– Какое там развели! Поп этот с пистолетом, мужики бородатые с вилами… еле от них ушел… Они меня за француза приняли, говорят: а если русский, читай «Отче наш»! Я им и так и сяк… Хорошо, баба вылезла. Дурачье, говорит, он же убогонький! На портки, говорит, посмотрите! Должно, эти сукины дети обитель разгромили, убогие из богадельни разбежались! В общем, плохи наши дела…
– Так мы, выходит, в двенадцатый год заехали? – с непонятным восторгом закричал Игорек. – Ну вот же! Я говорил! А вы не верили! Двенадцатый год! Настоящий!
– Ты чему радуешься, идиот?! – вызверился на него Яшка. – Из-за нас съемки горят, деньги на ветер летят! А ты – двенадцатый год! С Кати начальство шкуру снимет!..
– Какая Катя?! Нет больше Кати! – рявкнула Таня. – Не будет тебе никакой Кати!
И начались, как полагается, взаимные упреки, обвинения, угрозы и пророчества: все тут сдохнем, никогда домой не вернемся!
Молчал один Никита. Он потихоньку подошел к Владу и трогал пальцем сабельный эфес – тускло-золотистый, витой, без лишних выкрутасов.
– Полусабля французская пехотная, – сказал он. – Иначе – тесак.
И как-то очень ловко вынул оружие из Владовой ладони. А потом скинул ментик на траву.
– Ой… – вытаращив глаза, пискнул Игорек.
И было отчего пищать! Никита в одних трусах и кроссовках, отойдя от крикунов, разминался с французским тесаком: напрыгивал на незримого противника, отступал, рубил воздух на разные лады, вращал тесак так, что широкий клинок обращался в сверкающий круг. Это было похоже на стремительный танец – и чем быстрее носился Никита, обороняясь и нападая, тем заметнее менялось его лицо. Игорек глазам не верил – псих со справкой, войдя в боевой азарт, скалился примерно так же, как Яшка Каллаш, соскочив в манеж после двойного сальто и принимая в распахнутые для публики объятия шквал аплодисментов.