Она равнодушно пожала плечами и заявила на латыни:
– А я немая. И потом, для тебя он, может, и святой отец, но для меня-то нет.
– Ты совершенно определенно не немая, – вмешался брат Пьетро. – И совершенно определенно знаешь несколько языков.
Ишрак повернулась к нему, одарила его чрезвычайно дерзким взглядом, покачала головой и снова отвернулась.
– Ты же как-то разговариваешь с госпожой аббатисой? – спросил Пьетро.
В ответ – молчание.
– Не перегибай палку! У нас хватит власти и возможностей, чтобы заставить тебя говорить, – сурово предупредил он ее.
Она потупилась, скрыв глаза под длинными ресницами, но когда снова подняла их и посмотрела на Луку, тот увидел в уголках ее темных глаз лучики насмешливых морщинок и понял: да ведь она едва сдерживается, чтобы во весь голос не расхохотаться!
– Я не говорю ни на одном языке, – повторила она. – И вряд ли вы имеете власть надо мною.
Лука побагровел, как всякий вспыльчивый юноша, который подвергся насмешкам, да еще и со стороны женщины.
– Убирайся! – бросил он в гневе.
В дверях тут же возникла длинная физиономия Фрейзе, и Лука сердито рявкнул:
– Пошли за госпожой аббатисой! А эту «немую» особу запри в соседней комнате и никого к ней не пускай!
* * *
Изольда, переступая порог их комнаты, так низко опустила на лицо капюшон своего плаща, что полностью скрылась в густой тени; руки она спрятала в просторных рукавах; лишь ее изящные белые ступни в простых сандалиях слегка выглядывали из-под подола. Лука совершенно не к месту отметил про себя, что пальчики у нее на ногах порозовели от холода, а подъем очень высокий и красивый.
– Входи, сестра моя, – сказал ей Лука, стараясь вновь придать себе авторитетный вид. – Прошу тебя, садись за стол напротив меня.
Она села, но капюшон не откинула, и Лука то и дело невольно склонял голову, пытаясь заглянуть под этот капюшон и увидеть ее лицо. Пока что ему удалось рассмотреть только округлые очертания изящного подбородка и решительно сжатые губы. Верхняя же часть ее лица оставалась по-прежнему невидимой.
– Не угодно ли тебе снять с головы капюшон, госпожа моя? – учтиво обратился к ней Лука.
– Я предпочла бы этого не делать.
– А вот сестра Урсула только что беседовала с нами, не закрывая лица.
– Меня заставили поклясться, что я буду избегать общества мужчин, – холодно ответила аббатиса. – Мне приказали вечно оставаться в этой святой обители и запретили встречаться или беседовать с мужчинами; мне разрешено лишь иногда кратко обмениваться с ними приветствиями во время мимолетных встреч. Я подчинилась тем обетам, которые меня вынудили принести. Да, я сделала это не по собственной воле, принести обеты меня заставила церковь, но ты, представитель этой церкви, должен быть доволен моим послушанием.