У расползшегося, придавленного временем холмика, дед присел на траву. Он долго смотрел в никуда, шевеля беззвучно губами. Когда я подоспел, он взял у меня тяжелую сумку, расстелил под крестом рушник и выложил на него первую попавшуюся закуску. Налил "мензурку" и опростал. А мне есть не хотелось. До сих пор, спустя много лет, и крошки не могу проглотить на кладбище. Наверное, еще не пора.
Вот и тогда я только глазел во все стороны. Здесь всюду кипела жизнь. Из полого железного креста припадали к земле дикие пчелы. Им тоже, наверное, нравились пирожки со сладким повидлом. На акации у часовни хрипло горланило воронье. Где-то на той стороне дурными голосами орали козы...
Дед "приложился" еще пару раз, и тихо запел какую-то грустную, тягучую песню, исполненную еле сдерживаемой внутренней мощи. А я опрокинулся на спину, пропускал сквозь себя слова и рисовал на глубоком голубом небе причудливые образы, навеваемые мелодией. Песня еще звучала, когда налетевший откуда-то ветер поднял, закружил над моими глазами успевшую нападать листву. Потом, как это обычно бывает на юге, изо всех небесных закутков высыпали тучи.
- Это не ты песнею своею дождь накликаешь? - спросил я, когда "акын" сделал короткую паузу, чтобы наполнить очередную "мензурку".
- Это он, - показал дед кивком головы, - говорит, что будет с нами, пока не вернемся домой. - И снова кивнул в сторону креста.
Я в недоумении огляделся:
- Ты не пугай. И так страшно. Он это кто?
- Мой дед. Ты представляешь? У меня когда-то тоже был дед.
- Разве он до сих пор не умер?
- Как не умер? - умер. Ста семнадцати лет от роду. В день, когда получил "похоронку" на меня. Что же его заставило больше поверить бумажке, чем сердцу?
- Значит, тебя... чуть ли не похоронили?
- Видишь дырку? - спросил дед, указывая на углубление над переносицей. Оно было затянуто шелушащейся красной кожей. - Так вот: там, внутри, три осколка. Доля миллиметра в сторону любому из них - и смерть. Понял? Там стреляло все: небо, земля, деревья... и даже вода.
- Ты мог бы замедлить время, чтобы уйти...
- Куда, глупыш? - дед ласково потрепал меня по стриженой голове. - Замедлить время - то же самое, что выдать себя. Посеять панику, вызвать ненужные слухи и, в конечном итоге, оказаться на допросе у "особистов". А там разговор короткий. В лучшем случае - лесоповал.
- Зачем же тогда ты лез в самое пекло?
- А как же? И ты бы полез. Мы - рысичи, значит - воины! Порядочность, честь, чувство долга - для каждого воина эти понятия святы! К тому же, у меня есть такая способность... восстанавливаться, насколько это возможно. И выживать. Даже после такого ранения. Весь персонал эвакогоспиталя считал, что оно смертельно...