Разглядеть ялик ему не удалось. Даже корпус английского судна был едва различим в тумане. Только звуки помогали разбираться в том, что происходит: сперва раздался звон цепи, когда человек причалил суденышко, затем его шаги по набережной, по железнодорожному мосту, снова по набережной.
Малуан сказал:
— Подходит!
Чтобы вернуться в город, англичанин должен свернуть за угол кафе «Швейцария», и тогда звук его шагов станет слабее. Но звук становился сильнее и наконец замер. Человек подошел к подножию башни.
Из предосторожности Малуан присел. В освещенной будке четко вырисовывался его силуэт, в него можно было легко попасть из револьвера.
Едва он приеел к столу, покрытому рваным листом промокательной бумаги, как дрогнула лестница. Кто-то поднялся на первую ступеньку.
Малуан затаил дыхание. Оружия у него не было. А если бы и было, то ни за что на свете он не стал бы стрелять в человека из Лондона. Почему — он и сам не смог бы сказать.
«Если клоун не поднимется, пожертвую пятьсот франков на часовню», — решил Малуан.
Часовня стояла на вершине скалы, неподалеку от его дома, и жены моряков ходили туда молиться, когда суда не возвращались в порт.
«Пожертвую, как только обменяю банкноты», — поправил он себя, подумав, что ему не удастся изъять пятьсот франков из денег, предназначенных на домашние расходы, не возбудив подозрения жены.
Англичанин, видно, колебался. И это было естественно. Возможно, ему сказали, что стрелочник, которого он трижды встретил в течение дня, работает в ночную смену. Может, он и сам выследил Малуана?
Не догадывался ли клоун, что чемодан уже достали из воды?
Итак, двое находились совсем близко друг от друга, их одолевали мысли об одном и том же, но ни один не знал, что известно другому.
«Если он поднимется, я отдам ему чемодан».
Англичанин поднялся еще на две ступеньки.
«Какую-то часть он мне выделит за труды…»
Малуану хотелось закричать. А ведь он был сильным мужчиной. Не раз ему доводилось вступать в драки в кафе.
Самое ужасное было то, что он неизменно представлял себе худое и мрачное лицо клоуна, которое с минуты на минуту могло появиться в двери.
Но нет! Клоун отпустил перила. Пошел прочь. Гравий скрипел под его подошвами. Может, ему было еще страшнее, чем Малуану? Или его напугал звонок, известивший о приближении вагонов?
Стрелочник нарочито громко перевел рычаги и различил далекий звук соединившихся рельсов с таким удовольствием, какого еще никогда не испытывал.
Зажглись огни в бистро на рыбном рынке. Ночь близилась к концу. Еще самое большее час темноты, один час, в течение которого Малуан не будет знать, что делает тот, другой: клоун исчез, растворился в тумане, который становился все более непроницаемым. Доносились лишь привычные шумы порта и города.