И я позвонил в левую, ту, что была ближе к шкафу. Дверь распахнулась через секунду, возник черный силуэт, и я даже понять не смог в первый момент – мужчина это или женщина: где-то в глубине квартиры было большое окно, и человек стоял на его фоне, в прихожей было темно… В общем, я растерялся так, что на естественный вопрос, что нужно (голос оказался низким, мужским), пролепетал, что ищу Тину… почему Тину, не знаю, это было первое имя, пришедшее в голову… «Здесь нет никакой Тины», – вежливо, но с какой-то все же, как мне показалось, угрожающей интонацией в голосе произнес мужчина и вышел на лестничную площадку. Такой, знаете, бугай лет тридцати. Я что-то продолжал лепетать невразумительное, мол, невысокая, волосы каштановые, до плеч… «Нет», – сказал мужчина, внимательно меня осмотрев и поняв, что я, конечно, не грабитель и точно не из милиции. «И к Карасевым можете не звонить, – добавил он, – у них вообще женщин отродясь не водилось». Карасевы, видимо, жили за третьей дверью, справа от Головченко, о котором мужчина и упоминать не стал.
«Да? – сказал я и попятился к лестнице. – Извините, видимо, я ошибся».
И пошел вниз, думая о том, что… Нет, на самом деле думать я стал потом, а тогда спускался совершенно без всяких мыслей, потому что произошедшее было выше моего рационального понимания. Я вышел из парадного и принялся разглядывать фасад… Обычный питерский дом дореволюционной еще постройки. Темные окна. Парадная дверь открылась, я задержал дыхание, но вышла на улицу женщина лет пятидесяти, точно не она, бросила на меня подозрительный взгляд и заторопилась куда-то…
Это был долгий день, и я не стану перечислять всех, кто выходил из дома или входил, разные люди, даже один морской офицер, но девушка не появилась, и к вечеру, когда я продрог, проголодался и вообще чувствовал себя так, будто меня крепко побили, так вот, к вечеру я все-таки понял, что делать мне здесь совершенно нечего, нет в доме этой девушки, нет и никогда не было, но я точно видел, что вошла она именно в это парадное, и точно слышал, как ее каблучки процокали до третьего этажа.
Для мистического сознания подобное событие в жизни непременно стало бы причиной каких-нибудь визионерских откровений… Так мне кажется. Но я-то был материалистом, мистикой не увлекался, более того, считал все это глупостью и недомыслием по причине недостаточной информации или дефицита приличного образования. В общем, домой я вернулся поздно… Всю ночь вспоминал, сопоставлял и теперь уже действительно думал, а не просто чувствовал… Вот так. С этого все началось. Я имею в виду эвереттическую эрратологию и те работы, за которые получил премию.