Нижнюю полку в купе заняла круглолицая очень чистенькая старушка с добрым лицом, сразу принялась доставать из сумки бесконечные припасы, завернутые в вышитые салфеточки, и потчевать «худенькую деточку». Мари не чувствовала себя ни деточкой, ни худенькой, но ела охотно — старушку так и хотелось назвать бабушкой, а та вскоре сама предложила:
— Зови меня баба Катя.
— Баба Катя, это вы сама так вкусно печете? — спросила Мари, заталкивая в рот очередной пирожок.
— Сама, конечно, мне ж всего-то семьдесят стукнуло, что же я, немощная, что ли? И пеку, и хозяйство веду, и скотина у меня есть, и дочке помогаю еще.
Поезд тронулся. Мари только успела обрадоваться, что теперь уже их купе не грозит нашествие малолетней или пьющей саранчи и она сможет поболтать со старушкой, а потом спокойно выспаться, как в купе ворвался молодой мужчина с пакетом. Он тяжело дышал, пряди длинных волос прилипли к лицу.
— Здравствуйте. Я ваш сосед. Меня зовут Митя. — Он широко улыбнулся и добавил: — Я так бежал… думал — все, не успею. В последний момент заскочил, проводница еще ругалась.
— Да ты садись, сынок, — сказала баба Катя, — возьми пирожок, пирожки вкусные. Меня баба Катя зовут. Бери-бери, не стесняйся. Тощий-то какой, как тебя ноги носят.
Баба Катя явно была склонна к некоторым преувеличениям, но Дмитрий (Мари не любила уменьшительных имен) действительно был сложен так, что свободно мог спрятаться за швабру. Мари внимательно рассматривала попутчика, пока он, не кривляясь, уписывал угощение за обе щеки. Дмитрий был высок, несмотря на худобу, довольно гармонично сложен и вполне мог называться привлекательным. Мари отметила правильные черты лица, мужественность подбородка, глубину больших темных глаз и чистоту смуглой кожи. В принципе попутчик показался девушке симпатичным, особенно хороша была его улыбка — обаятельная широкая улыбка искреннего человека, освещавшая лицо ярким светом.
Пока Мари задумчиво примеряла юношу к образу своего принца (Мари делала так почти всегда, это было своеобразной игрой), Дмитрий доел практически все запасы бабы Кати, сказал старушке спасибо и достал из-за пазухи котенка.
— Это — Мурка, — сообщил попутчик.
— Ой, какая прелесть! — Мари понимала, что, скорее всего, выглядит глупо, начиная сюсюкать, но ничего не могла с собой поделать — смешная мордочка и тонкая шейка пестренькой кошечки вызвали у нее умиление, от которого к горлу подступили слезы.
— Моя любимая девочка. Вот, проснулась, зацарапалась. Значит, пора выпускать на волю — тесно ей.
— У меня в сумке курица есть, — предложила Мари, — она будет?