Но даже тогда она инстинктивно чувствовала, что не будет никакого ребенка. Она пыталась не обращать внимания на это навязчивое ощущение, но со временем оно становилось все более и более сильным. Она начала верить в то, что ненависть, которую она испытывала по отношению к Дэвиду, и была тем препятствием, той червоточиной, которая убила все ее возможности иметь ребенка. Такая же суеверная, как и ее мать, Джоанна подумала, что, подсознательно не желая ребенка от Дэвида, она сама сделала невозможным его появление, убила надежду. Когда несколько месяцев спустя у нее возобновились менструации, как будто ничего не произошло, она почувствовала себя опустошенной и лишенной всех надежд, теперь она была другой, бесплодной, как утверждал Дэвид, насмехаясь над ней.
Врачи качали головой и говорили, что ни в чем нельзя быть уверенным, но Джоанна уже знала.
Она открыла глаза. Прекрасное чистое голубое небо, казавшееся сначала слегка расплывчатым, постепенно приобрело четкие очертания. Джоанна почувствовала дуновение легкого ветерка. Снова услышала голоса, увидела богатство весенних красок вокруг себя. Джоанна глубоко вздохнула.
Стараясь убедить себя в том, что не имеет значения то, что у нее никогда не будет детей, что она – соломенная вдова Дэвида, покинутая им, она сама выстроила свою жизнь в высшем обществе, в то время как он путешествовал по всему свету. Ей нравилось ее красивое, стильное существование в красивом, стильном доме. У нее была работа, у нее были друзья. Джоанна уверяла себя, что это – все, чего она хочет.
Она лгала.
Дэвид знал, что она лжет себе и всем вокруг. И в каждом своем письме он выставлял напоказ ее фальшь, тщательно обрисовывая подробности.
«Я понимаю, что моей жене будут крайне неприятны те строгости, которые я накладываю на нее, но ее желание иметь ребенка настолько велико, что у нее просто не будет выбора и ей придется подвергнуть себя страшным опасностям и неудобствам, чтобы спасти мою дочь…»
Эти жестокие, бессердечные слова раскрывали подлинную сущность ее отчаяния и единственное желание – быть матерью! Джоанна чувствовала, как в горле у нее встал жесткий болезненный ком. Дэвид сделал все, чтобы обнажить ее слабость и уязвимость, до этого так тщательно ею скрываемые. Она не знала, поверил ли Алекс Грант словам Дэвида и тому, что тот хотел ими выразить, понял ли он, что муж ненавидел ее за то, что она не могла иметь детей. Все внутри ее перевернулось и превратилось в ком при одной только мысли о его насмешках.
Итак, Джоанна больше не могла себя обманывать. Ей больше нельзя было притворяться и утверждать, что ее жизнь дает ей все, что она желает. Правда причиняла ей невыносимую боль. Никогда раньше она не позволяла себе чувствовать ее так остро. Но ей был дан шанс. Она должна спасти этого ребенка, маленькую Нину-Татьяну Уэр, одинокую, никем не любимую, сироту, брошенную в монастыре где-то в ледяных просторах Арктики. Умом и сердцем Джоанна сразу же поняла, что должна будет заявить о правах на ребенка, и ее решительность была непоколебима. Несмотря ни на что, она должна спасти Нину, привезти ее сюда и воспитать как свою собственную дочь.