— Спасибо, — сказал я, и мне в голову пришел другой вопрос, но сейчас я решил его не задавать. Для пользы дела я замял эту тему, спросив:
— Как ты думаешь, ему нужны еще одеяла? Или что-нибудь еще?
Джерард поднял бокал, качнул им в мою сторону, затем отпил из него.
— Очень хорошо. Делай свое дело, — сказал я и провел ладонью над картой.
— Братец Брэнд, кажется, идет на поправку, — сказал я, — и Джерард не может припомнить, чтобы Папа говорил хоть что-нибудь о прямой связи меж разрывами Тени и своим уходом. Интересно, что вспомнит Брэнд, когда очнется?
— Если очнется, — сказал Джулиэн.
— Думаю, ему это удастся, — сказал я. — Ну а пока мы наловили кучу отменных оплеух. Наша жизнеспособность — одна из немногих вещей, которым можно доверять. Предположительно, он заговорит к утру.
— Что ты намерен сделать с виновным, — спросил Джулиэн, — если Брэнд назовет имя?
— Допросить, — сказал я.
— Тогда мне бы хотелось поучаствовать в этих расспросах. Меня начинают одолевать предчувствия, что на этот раз ты, Корвин, может быть, прав, и человек, который пырнул Брэнда, окажется ответственным за нашу бесконечную осаду, за исчезновение Папы, за убийство Кэйна. Мне хотелось бы насладиться расспросами, прежде чем перерезать ему глотку, а еще мне хотелось бы стать добровольцем и на эту последнюю часть церемонии.
— Мы это запомним, — сказал я.
— Тебя никто не исключал из числа претендентов, Корвин.
— Мне это известно.
— У меня есть кое-что сказать, — сказал Бенедикт, притушив ответную реплику Джулиэна. — Я нахожу, что обеспокоен как силой, так и явной целью противника. Я встречался с ними несколько раз, и они жаждали крови. Если на мгновение принять твою, Корвин, историю о девушке Даре, то ее последние слова, как мне кажется, суммируют их позицию: «Янтарь должен быть разрушен». Не завоеван, не покорен и не преподан урок. Разрушен. Джулиэн, ты случаем не намерен править здесь, так ведь?
Джулиэн улыбнулся.
— Разве что на будущий год, — сказал он. — Но не сегодня, спасибо.
— Чего я и добивался: я смог взглянуть на вас — или на каждого из нас — торгашествующих или привлекающих союзников, чтобы взять верх. Но не увидел вас, собирающих силу настолько мощную, что могла бы впоследствии нести гибель. Ни даже силу, что стремилась бы больше к разрушению, чем к завоеванию. Я не увидел, чтобы ты, я, Корвин, остальные пытались бы уничтожить Янтарь или хотели бы играть с мощью, способной сотворить такое. Вот почему мне не по душе слова Корвина, что за этим стоит один из нас.
Мне пришлось кивнуть. О слабости этого звена в цепи моих размышлений я не думал. Слишком много здесь неизвестного… Я мог бы развернуть веер альтернатив, как делал тогда Рэндом, но догадки не доказывали ничего.