— Может быть, — сказал Рэндом, — один из нас заключил сделку, но недооценил своих союзников. Может, виновник сейчас потеет над своей задачкой так же, как и все остальные. Может, он не в состоянии отвратить события, даже если хочет.
— Мы можем предоставить ему возможность, — сказала Фиона, — сдать нам своих союзников. Если можно убедить Джулиэна оставить глотку виновника в покое, а все остальные поддержат идею, он мог бы раскрыться… если догадка Рэндома верна. Он останется без права на трон, но, похоже, он и раньше не собирался занимать его. Он сохранил бы жизнь и мог бы на чуть-чуть избавить Янтарь от неприятностей. Кто-нибудь желает принять обязательства на таких условиях?
— Я, — сказал я. — Я оставлю ему жизнь, если он признается, понимая, что жизнь придется провести в изгнании.
— Согласен с этим, — сказал Бенедикт.
— Я тоже, — сказал Рэндом.
— При одном условии, — сказал Джулиэн. — Если он лично не отвечает за смерть Кэйна — я согласен. В противном случае — нет. И должны быть доказательства.
— Жизнь в изгнании, — сказала Дейрдре. — Хорошо. Я согласна.
— Я тоже, — сказала Флори.
— И я, — продолжила Альюилл.
— Джерард, вероятно, тоже согласится, — сказал я. — Но мне очень любопытно, совпадают ли чувства Брэнда с нашими. Очень может быть, что нет.
— Давайте проведаем Джерарда, — сказал Бенедикт. — Если Брэнд будет считать иначе и окажется единственным воздержавшимся, виновник будет знать, что ему следует избегать лишь одного врага… и на этот счет он может выработать собственные условия.
— Хорошо, — сказал я, давя пару дурных предчувствий, и снова связался с Джерардом, который тут же согласился на наши условия.
Итак, мы встали и поклялись Единорогом Янтаря — клятва Джулиэна имела дополнительный пункт — поклялись вынудить уйти в изгнание любого из членов нашей семьи, кто нарушит клятву. Если честно, я не думал, что это что-нибудь нам даст, но всегда приятно смотреть, как семья что-то делает вместе.
Кроме того, каждый сделал уточнение, что останется во дворце на ночь, по-видимому, для того, чтобы отметить, что никто не боится утренних слов Брэнда… и главное, чтобы подчеркнуть, что ни у кого нет желания убраться из города, — тема, которая не забудется, даже если в эту ночь Брэнд перейдет в разряд призраков. Поскольку вопросов у меня больше не было и никто не выскочил вперед, чтобы покаяться в злодеяниях, прощенных клятвой, я откинулся на спинку кресла и некоторое время слушал разговоры. Общая беседа рассыпалась на серии мелких разговоров и обменов мнениями, и одной из основных тем была попытка восстановить библиотечный расклад, кто где стоял и почему мог бы сделать это любой из нас, кроме выступающего. Я закурил; по теме разговора я не сказал ничего. Однако Дейрдре выдала интересную версию. А именно, что сам Джерард мог пырнуть Брэнда кинжалом, пока мы все толпились вокруг, и что его героические усилия подсказаны вовсе не желанием спасти шею Брэнда, а скорее достичь положения, когда он — Джерард — сможет придержать его язык… в таком случае Брэнд никак не переживет ночи. Остроумно, но я не поверил. И вообще не купился никто. По крайней мере, никто не вызвался пойти наверх и выставить Джерарда вон.