— Куда вы делись вчера вечером? Мы вас искали.
— Вы что же, вернулись? — Шнайдерхан удивленно повернулся к нему.
— Мы хотели отвезти вас в отель.
— Я пошел пешком. Я подумал, что вы сами отвезете фрау Вибан домой. Что с ней было?
Коринф (подумав: «Он опасен, как бешеная собака, я должен его как следует пнуть») улыбнулся:
— Не знаю.
— Мне необходимо было пройтись после этого чудовищного рассказа. Как она себя чувствует?
— Вы что же, тоже не были утром на открытии?
— Мы с вами похожи, герр доктор. Я осматривал Цвингер. Пёппельман[37]. Если не сделать этого сразу, потом уж не соберешься.
— Вас, значит, не только руины интересуют?
— В основном руины, — рассмеялся Шнайдерхан.
Он обернулся к картине, и смех его оборвался. Коринф изучал его профиль и думал — он чувствует себя неудобно, потому что остался со мной один на один. Лучше всего ему было бы в плотной толпе на стадионе, и там, под рев зрителей, закуривать сигару, теребить бороду, пить пиво. Большие уши, грубый, крепкий нос. Лицо палача? Он попробовал представить себе лицо Шнайдерхана без бороды, но подумал: «Грубое лицо может оказаться лицом святого; благородное лицо может оказаться лицом палача; как перейти от Джорджоне к массовым захоронениям в лесу, к пыточным подвалам в мирных холмах? Начать медленный, бессмысленный разговор или спросить сразу, как полицейский в кино?»
— Да, — сказал Шнайдерхан, — чем дольше я смотрю, тем больше она напоминает мне фрау Вибан.
Коринф подумал: «Может быть, бедра… как сказать ей сегодня вечером, что я не могу больше с ней спать, я могу думать только о вдове Горация», — и сказал:
— Пожалуй, верхняя часть тела, скрытая от взоров.
— Так уж и скрытая? — Шнайдерхан лукаво посмотрел на него. — Даже от вас? Вы, кажется, живете в одном пансионе?
— Я гомосексуалист.
Шнайдерхан расхохотался:
— Тогда я — некрофил. Раскапываю могилы. По ночам. Но чаще всего гробы оказываются пустыми. Ах, если б вы хоть раз попробовали свеженького покойничка… — Он громко высморкался и, захлебнувшись смехом, уткнулся в носовой платок. Потом посмотрел в платок, сунул его в карман и спросил: — Она вам нравится?
— Какое невероятное разнообразие интересов, — заметил Коринф. — Я еще вчера поразился. Счастливый вы человек.
— Может быть, — кивнул Шнайдерхан, — может быть.
— Вам не в чем себя упрекнуть.
— О, конечно есть в чем, но я так занят, я бы охотно себя упрекал, но у меня, к сожалению, нет на это времени. Может быть, позже. Ах, позже, позже! Из добрых намерений ничего не получается. Если я что-то не сделаю сразу… — Засмеявшись, он взглянул на Коринфа. — Вы-то другой, не так ли? С ранимой душой.