— Все, все уже, не стреляйте! — Я задрал руки вверх, первый шагнул навстречу патрулю.
С патрульными шутки не шутят. Даже если свои. Даже если их всего трое. Зато у них калаш и ружье. Коняки ихние в сумраке чуть светились. Это у них броня, в Поле Смерти прожженная, она завсегда чуток светится. Заметно, конечно, зато попробуй такую пробей, и гибкая, что дубленая кожа, хоть и сталь. Фенакодус — он животинка умная, не станет под толстой ржавой сталью бегать, спину обтирать.
— Доложись, кто таков! — приказал старший. Ружье он держал на локте. Рожи из-под забрала не видать, да я по голосу узнал — дядя Гаврила, десятник.
— Назаров сын, Твердислав, с охоты идем.
— Какого беса вас через Асфальт понесло?
Рассказал я, как было, Дырку им слюнявого показал.
— Назаров, разворачивай оглобли! — приказал дядька Гаврила. — В обход пойдете, мы вас проводим.
Я своим скомандовал, а сам к Дырке вернулся. Надо же было ему объяснить.
— Вот смотри, — говорю, — поросенка нашего падалью обозвал, рубля требовал, и вообще — человек ты некультурный.
Этому словечку меня тоже Любаха научила. Хорошее такое слово. Это когда Бык с Кудрей ягод на Пасеке обожрались, а потом, дома уже, брюхо-то скрутило, ну и не успели до нужника добежать. Вот это самое — некультурные и есть.
— А живете вы на Асфальте бедно, потому что картоху прополоть ленитесь, — сказал я, — да уток давно бы уже прикормили, вместо чтоб стрелять. Только и любите, что в охрану наниматься либо на охоту ходить. Земли-то у вас полно, свиней бы развели, что ли!
Поглядел я на него, чую — зря говорю. Глазья у Дырки чего-то к носу сошлись, не размыкаются.
— Назаров сын, как ты мне надоел! — Дядька Гаврила сдвинул шлем, поймал кого-то в бороде. — Грузитесь живо, да псов заткни. Проводим вас до Химиков, а то, я чую, ты не уймешься! До трех считаю и ногу отстрелю!
Ну я и побег к своим. Против ружья не поспоришь.
— Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое!
— …имя Твое! — басом подтянули мужики, тоненько налегли бабы.
Молились, как всегда, во дворе, под уцелевшей башней крекинга, праздник отмечали, конец Петрова поста. Так повелось называть — башня крекинга. Есть еще башня очистки и три колонны, с лесенками и балконами. Эти торчат, не упали. Прочие башни давно травой проросли.
— Да будет воля Твоя на земле, как на небе!
— …как на небе! — В этом месте у меня маленько ком в горле встревает. Сам не пойму, отчего так. Больно красиво, когда все вместе молятся.
Я в праздниках не шибко силен, где какой день. Отцу ведомо, на то он и первый дьякон, а мне сан высокий ни к чему. Тем более что я твердый, дьяконом мне не стать.