С чего бы, в самом деле, немцам на нас нападать? Ведь еще двух лет не прошло, как с Гитлером подписали договор. А немцы – они хоть и фашисты, а своего не упустят, в смысле, выгоду свою знают – это Рома твердо усвоил еще в детстве, из рассказов отца, который сталкивался с германскими солдатами во времена Империалистической, да и потом, в восемнадцатом году, когда они, оккупировав Украину, ненадолго пришли в его родной Тростянец. Серьезный, основательный народ – таково было мнение родителя, и Роман был с ним вполне согласен.
С англичанами тоже все было ясно – империалисты, они и советской власти враждебны. Но вот только нападать на СССР им сейчас совсем не с руки, как бы ни хотелось этого ихнему буржуйскому правительству. А все потому, что их лупят смертным боем те самые немецкие фашисты, с которыми Советский Союз подписал договор о ненападении. Так что по всему выходит, что немцы с англичанами сейчас сильно заняты друг другом и нападений от них ожидать вроде как и не стоит.
Вот освободительный поход – это другое дело. Пару лет назад, находясь еще на срочной службе, Марченко довелось поучаствовать в польском походе. Тогда, как говорил их ротный политрук, от гнета польских панов были освобождены миллионы украинцев и белорусов, влившиеся в дружную семью советских народов. А к СССР присоединились новые территории, вставшие на путь социалистического развития. Роман политруков, вообще-то, не сильно жаловал, причем не за какие-то конкретные дела, а так – взагалі [25]. Ну вот не нравились они ему и все тут.
Скорее всего, эта нелюбовь к политсоставу проистекала от того, что они являлись представителями советской власти, с которой у семейства Марченко отношения поначалу как-то не сложились. Отец у Романа в Гражданскую оказался в Добровольческой армии Деникина, после разгрома которой осел в небольшом городке Невинномысске на Кубани, где и прожил еще несколько лет, вернувшись на родную Сумщину лишь в середине двадцатых. Хоть и был он в белой армии всего лишь полковым писарем и о своей судьбе в те неспокойные времена нигде не распространялся, но осадок, как говорится, остался.
А тут еще началась коллективизация, и у вполне зажиточной семьи появились реальные шансы попасть в списки раскулаченных. Спасло от этой невеселой перспективы только то, что Александр Марченко в ту пору как раз работал на привычной должности писаря (или еще какого делопроизводителя – Рома тогда в этом не сильно разбирался) в районном представительстве органов – спасибо церковно-приходской школе, научившей в свое время родителя грамотно писать каллиграфическим почерком. Потом был голод, вроде бы и обошедший Ромку стороной, но любви к новой власти не прибавивший.