Таня опередила мой вопрос:
— Товарищ подполковник, скоро на задание? Мы прямо, как на курорте здесь.
— Скоро, — ответил без улыбки Прищуренный. — Скоро, мои дорогие девочки.
Мы вскинули на него глаза — разведчику полагается два месяца отдыха, и командование стойко выдерживает этот срок.
Прищуренный пояснил:
— В некоем квадрате, по нашим предположениям, находится немецкая разведывательная часть, Олечка, которую ты выследила в Тирасполе и которую мы было потеряли. Вероятно, отправитесь втроем — с Таней и Максимом.
Мы трое переглянулись.
Маринка обиженно произнесла:
— А я опять останусь?
— А я? — почти беззвучно прошептала Клава.
Прищуренный невесело улыбался.
— Всем на этот раз найдется дело… И чего вы носы повесили? Ну-ка, песню!
Я глянула в синий прищур повеселевших глаз подполковника и неохотно начала — первую, что подвернулась на память, песню:
Дан приказ — ему на запад,
Ей — в другую сторону.
Все подхватили:
Уходили комсомольцы
Защищать свою страну.
Слово за словом, строка за строкой — и мы втянулись в песню, в ее грустный и бодрый ритм. Я напевала: «…если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой…» А в глазах стоял Сережка, каким я его видела в последний раз — бегущим через рельсы. Мальчишески тонкого, сверкающего белой рубахой, надутой парусом, белыми тапочками. Какой он теперь — мне не удалось увидеть.
Я с завистью смотрю на Прищуренного. Он видел Сережку, разговаривал с ним. Может быть, на прощанье жал Сережке руку?
— Товарищ подполковник, — шепчу я, — вы жали Сережке руку?
— Да, — прошептал в ответ Прищуренный. — Я проводил его до машины.
Песня без нас сбилась, скомкалась.
— А какой он теперь?
— Как на карточке твоей. Только чуть постарше… Хороший парень он, Олечка.
— Очень хороший, товарищ подполковник! Вы еще не совсем знаете, какой он хороший!
— И ты про него не все знаешь! — дразнит Прищуренный. — Знаешь, что он — старший лейтенант?
— Сережка?
— Сережка!
Все слышали наш разговор. Но я и не таюсь — пусть знают о Сережке.
Танины глаза сияют от моего счастья. А Максим темнеет лицом, отворачивается.
— Товарищ сержант, вас вызывают в штаб на одиннадцать ноль-ноль!
Посыльный вытянулся передо мной, словно я генерал.
— Чего вы тянетесь, — недовольно пробормотала я. — И больше ничего не передали?
Значит, что-то случилось. Тогда почему не пришел Прищуренный? Разведчика зовут в штаб в чрезвычайном случае.
До штаба — на окраине села — почти бежала. Но у входа остановилась — на крыльце стоял часовой. Не для необходимости, а по привычке все запоминать, припомнила — здесь прежде не было часового.