Поднимаю глаза, улыбаюсь как можно игривей:
— О, это восхитительно, что герр комендант решил навестить нас!
«Герр комендант» оживает. Закидывает ногу за ногу, хохочет, брызжа слюной. Хотя ничего смешного еще не произошло.
— Шеня разрешит посмотреть своему воздыхателю этот альбомчик?
— Разумеется, герр комендант! Что за церемония? Наш дом — ваш дом. Берите и смотрите…
Прошлый раз я приготовила альбом со стишками. Мы прочитали его с «герром комендантом» от корки до корки. Мы страшно хохотали: он — над трогательными строчками: «О, это поразительно, что русские барышни увлекаются любовными стихами! Совсем, как немецкие барышни!» Я хохотала над его тупостью — он явно не отличает стихов от стишат.
Сегодня мы смотрим альбом с фотографиями периода оккупации немцами Харькова. Вот я с обер-лейтенантом танковых войск…
— Представляете, герр комендант, такой душка… — дальше идет трогательный рассказ о «белокурой бестии», о том, как мы познакомились и как расстались.
А вот — я и летчик.
— Милейший юноша… Барон! — Я старательно округляю для изумления глаза. — Такой влюбленный в меня! — И дальше повествование, не менее трогательное, о летчике-бароне, который пришел взамен обер-лейтенанту.
А на следующей странице — я, обер и летчик. У меня перехватило дыхание. Завралась — а ведь, кажется, вызубрила, среди ночи могла рассказать.
Выручает Федор. Заглянув через мое плечо в альбом, поправляет:
— Девичья память — короче воробьиного носа… Ты забыла, что с бароном тебя познакомил обер-лейтенант незадолго до отъезда?
— Ну, конечно же! — хохочу я. — Совсем забыла… Мы познакомились — и все. А когда обер-лейтенант уехал, Курт — то есть летчик, стал ухаживать за мной.
Адлер тоже хохочет.
Несколько страниц в альбоме занято моей персоной. Я — в анфас, я — в профиль, я — в пояс, я — в рост, я — с букетом, я — с собакой.
Удивительно пошлые снимки — большой мастер тот фотограф, которого привел ко мне майор Воронов. Настоящий ярмарочный пушкарь — все фотографии в виньетках. Даже в сердце, похожем на пикового туза. Тогда в горячке я не разглядела хорошо, а вот сейчас смогла оценить в полную меру.
Дальше шли фотографии «семейные». Мнимый папа — кулацкая морда с дремучей бородой; мнимая мама — тоже не приведи бог. Где их только отыскали! Потом — папа, мама, Федор и я. Снова я и немецкие офицеры.
Адлер был доволен, Адлер хохотал.
— Люблю изучать русскую жизнь! Когда я командовал карательным отрядом…
Федор придвинул Адлеру стакан с чаем.
— Выпейте, господин Адлер! — Федор знает, как я не выношу напоминание Адлера о его карательной деятельности. Мало — не выношу, я с трудом удерживаюсь от грубости.