Когда неожиданная очередь свалила двоих штрафников, Леха Чечелев дал несколько коротких очередей наугад, не видя цели. Он спрыгнул в какую-то дырку, ведущую в теплотрассу. Уже в нескольких шагах от отверстия царила кромешная темень. Затхлый и пыльный воздух ударил в нос.
«Хорошо, хоть трупов нет, – подумал Студент, все же принюхиваясь и одновременно вслушиваясь в отдалившиеся шумы воюющего города. – Один я остался, похоже. Жалко парней. Может, кому-то повезет, и они дойдут до наших? А что мне делать-то? Дождаться темноты и пробираться к своим? Но где они сейчас и где будут к ночи? Как бездарно спланировано наступление! Целую роту положили ни за хрен собачий… А сколько еще потерь в других ротах у штрафников, ведь их всех отбросили с позиций. Я сейчас на нашей территории нахожусь. Вернее, еще утром она была нашей, а к полудню уже под контролем опóзеров… Не спалили бы меня тут, а то гранату кинут – и хана. Надо подальше от дырки отойти. Интересно, как далеко эта теплотрасса идет? Был бы фонарь или факел, можно было б попробовать пройти, как перед атакой по заброшенной шахте метро шли. Глядишь, к своим бы вышел без особой нервотрепки. Но это всегда так – когда что-то очень нужно, этого никогда нет».
Пробираясь на ощупь, часто оглядываясь на пятно света, оставшееся за спиной, Алексей отошел метров на пятьдесят, чувствуя, что здесь воздух стал еще более затхлым. Дальше идти он не рискнул. Полное ощущение своей беспомощности в этом мраке лишало всякой воли. Устроившись на прохладной трубе, Студент, не отрываясь, как на единственную надежду, глядел на далекое тусклое пятно света.
Леху пронзило внезапное понимание:
«Бля!!! А как же я вылезать-то буду??? Ведь до дырки метра полтора-два, даже если руки поднять!!! Так… Спокойно… Спокойно… Это ерунда. Вылезешь. И не из таких передряг выбирался. Главное – жив, здоров, руки ноги на месте. Пусть и дальше так будет… Труба же! Ох, и тормоз ты, Леха! На трубу встанешь, уже проще до дырки дотянуться».
Эта мысль принесла успокоение. из-под толщи земли гул канонады доносился приглушенным уханьем. Постепенно Алексей стал различать какие-то посторонние шумы, присущие этому подземелью, живущему своей жизнью. Никакой опасности шумы не несли, и Чечелев совсем успокоился, незаметно для себя самого погружаясь в сон. Голова его склонялась на грудь, временами он внезапно выходил из поверхностной дремы, вскидывался, вяло удивляясь, что, оказывается, уснул. Алексей слушал тишину и опять проваливался в забытье.
Скомканные видения беспокойного сна вернули Леху в беззаботные времена его студенчества. Снилась какая-то лекция, доносящийся издалека голос препода, тут же была отцовская машина, на которой он не раз с помпой подъезжал к универу. При этом Алексей старался выглядеть как можно равнодушнее, исподтишка наблюдая за реакцией парней и девчонок, тоже, впрочем, старавшихся не показывать своей заинтересованности иномаркой, сверкающей на полировке солнечными бликами.