Когда парни вышли из здания, то сразу увидели раненого капитана из мотострелков. Он сидел на асфальте, откинувшись спиной на стену здания. Рядом с раненым суетился парень, перевязывая окровавленное левое плечо офицера. Тот, бледный, лицо в бисеринках пота, через стиснутые зубы матерился, как махровый сапожник.
Штрафники подошли к нему, остановились в нескольких шагах. Их тут же обступили другие мотострелки.
– Кто такие? – болезненно выдавил капитан.
– Одиннадцатый мотострелковый полк, третий штрафной батальон, четвертая рота. Осужденные Гусев и Чечелев, – доложил Павел.
– Прятались здесь, суки? – с презрением процедил офицер.
– Че сказал?! – взвился Лютый.
Его и Чечелева тут же скрутили другие солдаты, отобрали оружие, положили на покореженный асфальт.
Гусев услышал, как капитан спросил:
– Где там радист? Сюда его!
Когда появился радист, офицер распорядился:
– Связь мне с особым отделом батальона.
– Есть! – ответил радист и через какое-то время добавил: – Есть связь, товарищ капитан.
– Мишина мне. Капитан Чернышов, седьмая мотострелковая рота. Зови-зови, у него всегда дела, а мне некогда ждать… Мишин? Привет доблестным особистам! Ладно-ладно, не скрипи там. Слушай, капитан, поймал я двух уклонистов. Штрафники из одиннадцатого мотострелкового полка. Ага. Прятались тут, суки. Направлю их к тебе под конвоем, разберись там, как ты это умеешь. Не скромничай. Наслышаны о твоих способностях, а как же! Где ты сейчас? Ага… понял… туда и направлю. Ладно, будь здоров.
Связанных штрафников подняли на ноги.
Офицер сверлил их покрасневшими от боли глазами.
– Шлепнуть бы вас, да и вся недолга. Хули с такими разбираться. Че молчите, может, скажете что-нибудь в свое оправдание? Ваши-то, почитай, все легли при контратаке опóзеров. А вы, вот они, голубчики,… вашу мать!
– Слышь, капитан! – подал голос Гусев. – Ты, прежде чем такое говорить, разобрался бы, что к чему.
– У меня разбор с такими, как вы, короткий. К стенке, и все дела! – ответил офицер неприязненно. – Так что скажи спасибо, что жив еще. Увести.
Для конвоя обоих штрафников выделили одного солдата – чуть сгорбленного сухопарого мужика лет сорока пяти. По виду мужик был деревенский. Всю жизнь на земле. Ему бы и жить по-человечески. Ан нет, война не дала.
Конвойный подвел задержанных к БТРу.
– Мужики, куда едете? – спросил он у экипажа, как раз забиравшегося в машину.
– Че тебе еще рассказать, дядя? – хмуро спросил один.
– Мне уклонистов надо в особый отдел батальона доставить. Не подбросите?
– Садись на броню, подвезем, а там пешочком недалеко останется.