В начале 1537 г. могло показаться, что для правительницы и ее окружения все тревоги остались позади. 3 августа 1536 г. в заточении умер самый опасный соперник — князь Юрий Дмитровский: как сочувственно замечает Летописец начала царства, «преставися князь Юрьи Иванович страдальческою смертью, гладною нужею»[559]. В том же году завершились и военные действия с Литвой. 12 января 1537 г. в Москву прибыли «великие послы» Сигизмунда 1 для переговоров о мире[560]. Можно сказать, что война закончилась «ничейным» исходом: по условиям заключенного 18 февраля перемирия, Гомель отходил Литве, а построенные на приграничной литовской территории русские крепости Себеж и Заволочье остались за Россией[561].
Впрочем, едва на западной границе установилось затишье, как обострилась обстановка на восточных рубежах Русского государства: с воцарением в Казани враждебного Москве хана Сафа-Гирея (осень 1535 г.) нападения казанцев на нижегородские и костромские земли стали постоянным явлением, а в середине января 1537 г. Сафа-Гирей неожиданно подошел с войском к Мурому, сжег городской посад и пытался штурмовать крепость, и лишь приближение русских воевод, шедших из Владимира и Мещеры на выручку муромскому гарнизону, вынудило хана отступить[562].
Правительство Елены Глинской использовало начало войны с Казанью как предлог для того, чтобы в ультимативной форме потребовать приезда в Москву князя Андрея Старицкого, спровоцировав тем самым открытый конфликт с удельным князем, который летописцы XVI в. назвали «великой замятней»[563], а последующие историки — старицким мятежом.
Исследователи не раз обращались к изучению драматических событий 1537 г. К настоящему времени выявлен основной комплекс источников, сделано немало ценных наблюдений. Самый подробный рассказ о конфликте старицкого князя с великокняжеским правительством содержится в официальной Воскресенской летописи, но рассказ этот крайне тенденциозен: его составитель стремится отвести от юного Ивана IV и правившей за него матери подозрения в намерении «поймать» князя Андрея Ивановича, а всю вину за случившееся возложить на неких «лихих людей», сеявших недоверие между обеими сторонами[564]. Однако еще Н. М. Карамзину и С. М. Соловьеву был известен неофициальный рассказ о событиях 1537 г., написанный кем-то из сторонников старицкого князя; он дошел до нас в составе рукописного сборника ГИМ (Синодальное собрание, № 645) и был в 1941 г. опубликован М. Н. Тихомировым под заголовком «Повесть о поимании князя Андрея Ивановича Старицкого»