«В том-то и загвоздка, — сказал он. — Видите ли, мы оба носим кипы.»
«Ну, и что? Боюсь, я тут чего-то не понимаю…»
«Видите ли, директриса Еврейской семейной службы заявила, что не допустит нас к практике в кипах. А все другие возможные места уже распределены!»
«Минутку! — сказал я, чувствуя, что начинаю закипать.
— Давайте разберемся. Вы утверждаете, что руководитель нашей общинной Семейной службы требует от вас и вашего товарища, чтобы вы не носили кипу во время практики?»
Студент огорченно кивнул.
«Понятно, — сказал я, все еще стараясь сохранить самообладание. — А как она это объясняет?»
«Она сказала, что кипа представляет собой бросающийся в глаза символ, обладающий большим эмоциональным потенциалом. У определенных клиентов кипа может “вызвать такие эмоции, которые войдут в противоречие с задачами терапевтического общения” между клиентом и сотрудником Службы.»
«Ну, а сами вы что по этому поводу думаете?» — с интересом спросил я.
«Я согласен, что кипа — это символ. Но она всего лишь один из очень многих символов, которые нас окружают. Мои очки тоже могут считаться символом, и тот факт, что я мужчина, а не женщина, тоже может иметь символическое значение. Для кого-то другого неприятным символом может оказаться мой рост или вес.
Если мы начнем избегать всех тех символов, которые способны тем или иным образом огорчить пациента, то нам придется принимать больных, сидя за непрозрачным экраном, да и тогда остается опасение, что на них плохо повлияет тембр нашего голоса или то, что мы им говорим.»
«А почему вы пришли именно ко мне?» — допытывался я, хотя уже заранее знал, что он ответит.
«Потому что вы единственный преподаватель на факультете, который носит кипу и принимает активное участие в общинных делах. Кроме того, я помню ваш спор с федеральным судьей. Поэтому я решил, что если кто-нибудь и может нам помочь, то это именно вы…»
«Ну, что ж, — сказал я, — спасибо, что вы меня известили. Посмотрим, что я смогу для вас сделать.»
Когда студент ушел, я сразу же позвонил директору Антидиффамационной лиги. Его не было на месте, поэтому я попросил секретаршу, чтобы он перезвонил мне, как только вернется.
Он позвонил мне уже вечером, прямо домой.
«Привет, Генри! — поздоровался я. — Спасибо за звонок.»
«Не за что! — дружелюбно отозвался он. — Сожалею, что не мог позвонить раньше, но я только сейчас вернулся в город. Чем могу быть полезен?»
«Я хорошо помню, как ты мне помог во время истории с судом и искренне тебе благодарен», — сказал я и без проволочки вкратце изложил ему историю, которую рассказал мне сегодняшний студент. По какому-то наитию я не стал сообщать ему все детали.