— А не сказала, потому как ты и не спрашивал. А коль не спрашивал — стало быть, неинтересна она тебе.
Саня опешил от подобного натиска:
— Значит, про каких-то мужиков, что зады себе ошпарили, ты мне рассказываешь, а про…
— То-то же, — перебила его улыбающаяся ведунья. — Так бы сразу и сказал, а то напыжился, как ферми, которому не хватило синих яблок. Она за тебя со всеми переругалась, а ты все в ней какую-то «принцессу» видишь…
— Как она? — тихо спросил юноша.
«Ведунья тысячу раз права, — подумал он, — только от этого мне не легче». Привык к ней Ксандр за те недели, что они шли вместе. Незаметно для себя привязался к девушке. К ее красивым глазам, так восторженно глядящим на него. Он чувствовал на себе эти взгляды, и у него будто крылья вырастали от осознания того, что им кто-то восхищен.
Дочь конунга очень отличалась от девчонок, которых он знал на Земле. Она всегда говорила, что думала. Она не прятала чувств. Она была самой собой. Без лишней шелухи загадочности, без налета гламурности.
И вдруг все прекратилось. Аная снова стала той, кем являлась, — прежде всего, дочерью конунга. Он практически не видел ее в эти дни. Ему казалось, что и она забыла о нем. Часто он сожалел, что их совместный путь длился так недолго. Ему не хватало ее общества…
— Рана оказалась неглубокой, кольчуга спасла. Но ей сейчас очень плохо. Аная винит себя в смерти тех воинов, что защищали ее. Как и те двое, что ушли с нею на ярмарку в Ульм. Она во всем винит себя. Говорит, что это из-за ее капризов гибнут люди. О тебе, чадо, выспрашивала… — Нарима не успела договорить.
Знакомый рев боевого рога донесся со стороны северной стены.
— Началось, — хладнокровно произнес Ксандр, вставая из-за стола и направляясь в угол комнаты, где находился весь его скарб.
Тарков было очень много. Орда, как полноводная река, вышедшая из берегов, хлынула из леса на город. Вой и рев, словно шум бушующего моря, поглощали все остальные звуки. У стоявшего на стене принца, наблюдающего за вражеской армией, кровь заледенела в жилах…
— …Стрелы готовь, гролловы дети! Быстрее! Что встали, обгадились уже? По местам!.. — Крики десятников, раздающих приказы своим подчиненным, неслись со всех участков северной стены. Последний рубеж, охраняющий людей от смерти, превратился в рассерженный пчелиный улей, готовый в любой момент наброситься на побеспокоившего его покой медведя. Защитники, не суетясь, но споро, занимали свои места на стене.
Около масляных установок царила суматоха. Было видно, что народ волнуется. Всем этим мельтешением руководил Олав, который, влившись в работу над созданием конструкций, потом плавно взял на себя бремя организации отрядов по обслуживанию установок.