— Ладно, ты права. Теперь, когда я действительно задумалась, то поняла, что она отстранилась от всех, и это странно, — сказала я.
— Знаешь что странно, даже у нее больше эмоций, чем у Эрин. — Шони указала на маленький дворик преподавателей недалеко от стоянки. У фонтана сидела девушка. Когда мы проезжали мимо, было достаточно света, чтобы разглядеть, что она прятала лицо в руках. Ее плечи сотрясались, будто она пыталась подавить рыдания.
— Кто это? — спросила я.
— Николь.
— Красная недолетка Николь? Ты уверена? — Вытянув шею, я пыталась получше разглядеть ее, но мы уже свернули на аллею, что скрыла девушку от моего взгляда.
— Уверена, — ответила Шони. — Я видела ее тут по дороге на автобус.
— Хм-мм, — промычала я. — Интересно, что с ней происходит?
— Я думаю, многое меняется в нашей компании, а некоторые изменения вообще отстой.
— Могу я что-то сделать, чтобы тебе не было так отстойно? — спросила я.
Тогда Шони, наконец, взглянула на меня.
— Просто будь моей подругой.
Я удивленно заморгала.
— Я и так твоя подруга.
— Даже если я без Эрин?
— Без Эрин ты мне нравишься даже больше, — честно призналась я.
— Мне тоже, — сказала Шони. — Мне тоже.
— Чуть позже я вернулась на свое место рядом со Старком и позволила ему обнять себя. Положив голову ему на его плечо, я слушала, как бьется его сильное и полное любви сердце.
— Обещай, что никогда не будешь сердиться на меня и не станешь холодным чужим незнакомцем, — нежно попросила я.
— Обещаю. Все, что угодно, — сказал он без колебаний. — А теперь забудь все, кроме того факта, что я собираюсь заставить тебя сегодня попробовать другую пиццу.
— Не Сантино? Но я люблю эту пиццу!
— Зет поверь мне. Демьен рассказал мне об афинской пицце. Он сказал, что она божественна, как амброзия. Не знаю точно, о чем он говорил, но думаю, что она не просто хороша, так что давай попробуем.
Я улыбнулась, расслабляясь в его объятиях и притворившись на короткую поездку из Дома Ночи, что моя самая страшная проблема — это расширение горизонтов в выборе пиццы.
Бабушка Редберд
Сильвия с радостью и благодарностью приветствовала солнце. Ее сердцу было легко как никогда — даже легче, чем накануне утром, когда она встретила Аурокса и избрала для себя любовь и прощение вместо гнева и ненависти.
Ее дочь была мертва, и, хотя она будет чувствовать потерю Линды до конца своей жизни, Сильвия знала, что та, наконец, освободилась от бесплодной пустоши, в которую превратилась жизнь ее дочери. Линда была в Потустороннем мире — с Никс, свободная от боли и в согласии с самой собой. Зная это, пожилая женщина улыбнулась.