остальных сородичей на пару сотен метров.
Десятник выложился весь, одолевая с грузом каменистый подъѐм. А хищник уже
добежал до мѐртвого коня. Его ноздри с шумом втянули запах свежей крови, и он не
утерпел впиться капканоподобными челюстями в рассечѐнную шею лошади. Жадно
пережѐвывая вырванный кусок мяса, животное злобно заурчало: жертва не подавала
признаков жизни.
Топтун смотрел на Эрга налитыми кровью глазами. В этих жадных глазках парень, скорее всего, виделся лишь куском ещѐ шевелящегося мяса, который суетится вокруг
другого куска мяса, едва удерживаемого от попыток убежать. И монстр расских лесов был
уверен в своих силах: никто не способен уйти от клыков и когтей настоящего хозяина
здешних гор. Разве что те, кого этот хозяин сам не захочет съесть. Но сейчас топтун был
голоден. А голодный топтун будет убивать, отхватывать куски тѐплой плоти у каждой
жертвы, пока те не перестанут попадаться ему на глаза. Только утолив жажду крови
можно будет остановиться и спокойно сожрать часть заготовленного мяса.
Топтун пригнулся к земле, и его тело, могучее и подвижное, розовым комком
заскользило вверх по склону.
Эрг, глядя на хищника сверху, едва успел выхватить меч. Отвязывать от камня
своего коня было уже некогда: зверь бросился в атаку.
Народ всѐ шѐл и шѐл на восточную окраину города, где на лугу у подножия холма
ещѐ дед нынешнего правителя устроил ристалище.
Конечно, с вершины холма трудно было разглядеть подробности снаряжения или
мелкие движения, но те, кто пришѐл пораньше и устроился на склоне, могли
налюбоваться вдоволь, различая не только фигуры любимых бойцов, но и детали их
оружия. Конечно, лучше всего было бы усесться на удобных скамьях возле ограждения, да позволено было их занять лишь почѐтной публике. Чтобы попасть туда, нужно было
иметь хотя бы рыцарское звание или ранг старосты деревни, городского квартала или цеха
ремесленников. Остальные довольствовались старой дерюжкой на горке, но именно там, на склоне, бушевали главные страсти, именно там находили самую горячую поддержку
наиболее доблестные и умелые поединщики.
Конечно, накал страстей нередко разряжался небольшими потасовками
сторонников и противников того или иного бойца, но большинство зрителей старались их
избегать: какой смысл доказывать чьѐ-то превосходство, если это уже доказано на поле?
Обычно дело заканчивалось тем, что под общий хохот кто-то кричал: «Эй, стража! Тут
ещѐ двое на ристалище просятся. Доспехов не одолжите?» Понятно, что никто не захочет
становиться всеобщим посмешищем, чтобы ещѐ несколько лет при встречах нет-нет, да и