Многие люди, видевшие выступление Плейбек-театра или слышавшие о нем, спрашивают: «Так это театр или терапия?» Они видят людей, как Лэйн, с носовыми платками в руках, они видят тех, кто рассказывает о своей боли и утрате, они видят актеров, которые очевидно проявляют гораздо большее участие, чем этого можно было бы ожидать от театральных исполнителей, и, хотя актеры могут быть очень талантливы, они не демонстрируют ни отстраненности, ни превосходства. Некоторые зрители могут быть смущены образной структурой Плейбека, так как, на первый взгляд, в нее включены элементы, которые они привыкли рассматривать отдельно. Дело в том, что польза и практическая значимость Плейбек-театра не подчиняются функциональной категоризации, привычной для современного общества. Целительство и искусство неразделимо интегрированы в задачи Плейбека.
Практики Плейбека учатся жить в неопределенности и ее проявлениях в этом мире. Помимо того, что им постоянно приходится объяснять, что такое Плейбек-театр, что иногда они вынуждены доказывать важность своей работы перед скептически настроенными друзьями и родственниками, в обществе существуют устоявшиеся догмы. Многим из нас известно, что трудно снискать признание, включая такую его форму, как поддержка грантами. Художественные советы обычно говорят: «У вас слишком много терапии, очевидно, что вы не привержены театру в полной мере». Фонды социальных служб с подозрением относятся к тому, что мы серьезно увлечены искусством. По иронии судьбы, такая «поправка-22», похоже, в меньшей степени относится к вновь создаваемым группам, потому что теперь они могут сослаться на почти двадцатилетнюю традицию Плейбек-театра.
Многие из тех, кто сейчас занимается Плейбек-театром, работают также в области социальной помощи. (Некоторые из нас являются драма-терапевтами или психодраматистами, и они уже знакомы с терапевтическим эффектом использования драмы для исследования личностных переживаний.) Для расширения своих возможностей они начинают использовать целительные свойства плейбек-практики, работая в больницах, клиниках, стационарах и в частной практике. В той же степени, в которой ритуализированный рассказ историй является терапевтичным для широкой публики, он также может быть ценным инструментом при работе с детьми и взрослыми, страдающими эмоциональными расстройствами и психическими заболеваниями. Больные люди имеют острую нужду рассказать свою историю и, вероятно, имеют еще меньше возможностей сделать это, чем остальные.
Профессионалы в области психического здоровья, впервые столкнувшись с практикой Плейбека, часто выражают опасение по поводу того, что, приглашая рассказать свою историю, мы «раскрываем людей». Познакомившись с этой формой поближе, они понимают, что определенные факторы служат защитой от ослабления границ личности, которое они себе представляли. Один из них - терапевтический навык ведущего, которого обучают сопровождать рассказ истории с клинической чуткостью. Другой - элемент дистанции, заложенный в самой форме, - это внутренний контроль, когда рассказчик смотрит, но не участвует в драме. И в-третьих, почти все рассказчики - и пациенты психиатрических клиник, и обычные зрители - подчиняются своему природному чувству того, что уместно рассказывать в любом контексте. Я редко сталкивалась с тем, что это чувство было нарушено, даже если рассказчикам не дается никаких начальных директив о том, что уместно рассказывать. Рассказчики в Плейбеке инстинктивно оценивают, какой уровень самораскрытия для них безопасен, это зависит от того, насколько велика группа и кто из посторонних присутствует.