В нашем примере ведущий Дэн намеренно направил историю Дженис в сторону раскрытия одного конкретного аспекта ее смысла. Он работал в соответствии с психодраматическим принципом, согласно которому значимые переживания в настоящем всегда имеют определенное отношение к детскому опыту, обычно к травматическому опыту раннего детства. Может быть, и так, но мне кажется, что этот аспект смысла не должен быть изолирован от других ради нового понимания и личностного роста пациента. Фактически главная сила и эффект истории заключается в многообразии связанных с ней смыслов. Возможно, трактовка Дэна ослабила целительный эффект истории для Дженис.
В такие моменты теряется та целебная сила, которая может возникать исключительно при помощи искусства, воздействующего через аллюзии и метафоры, через обращение к воображению, интуиции и творческому началу, через эстетические переживания. Если бы история Дженис была полностью принята в том виде, в котором она рассказала ее, то она - и другие участники группы - получили бы к размышлению богатый образ, который воспринимался бы каждым человеком по-разному. Дэн мог усилить терапевтический эффект истории без обращения к интерпретации: например, попросив актрису, исполняющую роль рассказчицы, сыграть свою роль с максимальной выразительностью или предложив трансформировать историю. Возможно, если бы Дженис увидела изображение своего переживания именно таким, как она его описала, она смогла бы сама вообразить завершение этого случая на всех его сложно переплетенных уровнях, что было бы целительно и для нее, и для всей группы.
Одной из причин, по которой Дэн не счел возможным оставить эту историю без изменений, могла быть его собственная несвобода в области искусства, его слишком малое знакомство с ролью артиста. Возможно, самая большая проблема, с которой сталкиваются клиницисты, когда используют Плейбек в своей работе, - это вопрос, как среди прочего привнести артистическую форму в мир клинической практики. Даже если такие специалисты, как Дэн, на семинарах и тренингах сами испытали мощную целительную силу творчества, искусства рассказывания историй, все же они чувствуют себя более комфортно в качестве клиницистов, чем артистов. При работе с пациентами, чьи потребности и слабости они ясно осознают, они могут ощутить сопротивление проявлению доверия неизвестным реалиям искусства.
Целительная сила эстетического переживания пока что не до конца понятна, она еще только изучается. Как и любое новое начинание, она может вызывать недоверие или, по меньшей мере, осторожность. Но эти обстоятельства могут измениться, так как психологический мир становится все более открытым для подходов, которые ценят не только феноменологический опыт, но и историю саму по себе, как «широкую дорогу к эпистемологии»