МУСОРГСКИЙ
Александр Порфирьевич тотчас вспомнил наше первое знакомство в госпитале и этим тронул меня необыкновенно. Я, по правде сказать, наружно был тогда довольно пошлым мальчишкой. Но он каким-то чутьем понял во мне совершенно искреннюю, хотя и излишнюю восторженность, и непреодолимое желание всезнания, и утрированную внутреннюю критику, и жажду олицетворенной мечты. Хотелось бы мне знать, помнит ли он так же хорошо наше второе знакомство. Года три спустя. Я ведь уже был, по сути, другим человеком. Прошел душевную ломку, покорил идею болезненного мистицизма, совсем было овладевшую мною от безвыходности армейского положения моего. И, что важнее всего, перестал сомневаться в своем даровании. Надлежало расстаться с российской леностью и всеми силами служить музыке. Музыке и правде. Соединить военную службу с искусством мудрено. Отставка моя была делом решенным. Я, помнится, разглагольствовал о симфониях Шумана, играл с Бородиным в четыре руки и сразу взял тон знатока. А сам-то ведь еще только глядел в рот Балакиреву, ждал его приговора о себе. Да, как-то наш воспитатель возьмется за Бородина? Ведь Бородин не ребенок, которого надо водить, чтобы не упал. Впрочем, Балакирев воистину обладает магнетической силой. А нам всем, главное, надо работать, работать…
ОТ АВТОРА
«Надо работать!» Как часто звучит в 60-е годы это горячее восклицание в устах молодых разночинцев, людей разного, но не большого чина и звания. Работать, чтобы жить своим трудом, приносить пользу народу и Отечеству. Такие мечтания не просто осуществить в России этих лет. В феврале 1861 года крестьянам объявлена воля. А что за воля без земли? И по всей России катится волна крестьянских волнений, бунтуют тридцать две губернии. Со своей стороны студенчество призывает молодое поколение к активным действиям: «Довольно дрожать, довольно заниматься пустыми разговорами, довольно бранить правительство втихомолку… наступила пора действовать». Сходки выливаются в демонстрации, начинаются аресты студентов. Шеф жандармов докладывает Александру II: «…возрастает с каждым днем смелость революционных происков, в особенности в сфере литераторов, ученых и учащейся молодежи». Обращается внимание государя на «вредный дух, проявляющийся в военных академиях». Вольнодумство распространяется «через выпускаемых офицеров в войска». Правительству отлично известно, что огромную роль в «смущении умов» играет некий отставной титулярный советник. В III отделение косяком идут доносы, в которых то и дело мелькает его имя: «…Правительство запрещает всякий вздор печатать, а не видит, какие идеи проводит Чернышевский; это коновод юношей… это хитрый социалист… скорее отнимите у него возможность действовать…» — и тому подобные «патриотические призывы».