«Санкт-Петербургские ведомости», 22 октября 1863 года.
«…В здании проложена система труб для провода и стока воды; паровая машина, помещенная в подвальном этаже, под главной лестницей, поднимает воду из Невы под крышу здания, в два водоема, из которых вода идет в различные помещения, смотря по надобностям, к кранам в стенах, к рабочим столам, к паровым и перегонным снарядам; из раковин, устроенных под кранами у стен и в рабочих столах, вода стекает по свинцовым трубам в общую водосточную трубу. Удобство, доставляемое устроенным водопроводом, имеет немаловажное значение, при большом числе занимающихся… Проведен во все этажи нового здания светильный газ. Железные газопроводные трубы спускаются с потолков и оканчиваются или люстрами, или горелками… Газ находится везде, где только может случиться в нем надобность…»
И долго еще безвестный репортер «Санкт-Петербургских ведомостей» восхищается сложным устройством химических печей, тяг, вентиляционных каналов, рассуждает о трудностях подведения воды и газа. Столетие с небольшим отделяет нас от времени, когда все это называлось «роскошным оборудованием». А каково было «господину химическому профессору» работать прежде, еще без всякой «роскоши»? Ну, недаром хлопотал, теперь все устроено отменно.
К МИЛИЮ АЛЕКСЕЕВИЧУ БАЛАКИРЕВУ
Петербург, в период между 1864–1867 годами.
«…К моему прискорбию, я быть у Вас не могу: мне самому крепко нездоровится; к тому же я страшно устал, ибо, несмотря на нездоровье, с восьми часов утра работал в лаборатории, В силу этого решительно не в состоянии таскать ноги…
Музыка спит; жертвенник Аполлону погас; зола на нем остыла; музы плачут, около них урны наполнились слезами, слезы текут через край, сливаются в ручей, ручей журчит и с грустию повествует об охлаждении моем к искусству на сегодня. Прощайте, милейший друг, выздоравливайте.
Ваш А. Бородин».
БАЛАКИРЕВ
Вот и бейся с ними. Создатели новой русской музыки заняты чем угодно, только не своим прямым делом. Да ведь эту самую химию надобно послать ко всем чертям! Ну хорошо, я ему толковал, что с его дарованием необходимо взяться за большое сочинение. Убедил. Да как горячо дело пошло! Симфония зрела по часам, не по дням. При том каждую ноту обсуждали вместе, каждый такт проходил через мою критику. Ну, думал, скоро грянем! Так нет же. Треклятая химия, лаборатория, обвешан студентами, дома проходной двор. Все что угодно отнимает время, только не симфония. Ужасно! Хоть бы от кого-нибудь дождаться толку. Модинька тоже хорош. Ищет какой-то необыкновенной, «своей» правды в музыке. Бред. Останется дилетантом. Кюи… Да, Кюи?