Девятнадцатого августа, на спас, Татьяна Даниловна провела в церкви полный день. Вдоволь напелась, потом смотрела, как батюшка Павел, обходя вокруг церкви, кропит святой водой яблоки, груши, мед и цветы, щедро разбрызгивая малярной кистью святую воду, налитую в алюминиевый чайник. Татьяна Пещера тоже подставила батюшке Павлу корзинку с десятком яблок и груш, и он по знакомству, как божьей хористке, так тряхнул кистью, что освятил не только корзинку, но и руки, платье и туфли Татьяны Даниловны. Потом она поговорила с матушкой Феодосией, которую хорошо знала. Матушка рассказала ей, что ждет в гости сыновей: младшего за хорошую службу в армии наградили десятидневным отпуском, а старшему и без награждения положен отпуск. А Татьяна Даниловна рассказала матушке, что страдает бессонницей, и та посоветовала ей пить на ночь отвар сон-травы. Потом Татьяна Даниловна поговорила с одним-другим, с третьим — десятым, в результате чего прозевала автобус. Пришлось возвращаться из Гороховки пешком, а новые туфли жали, и Татьяна Даниловна приковыляла домой с туфлями в руках и с кровавыми волдырями на обеих ногах.
Теперь Татьяна Даниловна сидела дома, лечила водянки на ногах и шила сестре Насте сразу два платья к свадьбе сына — кримпленовое и крепдешиновое (первое Настя собиралась надеть в первый день свадьбы, второе — на другой день). Как портниха Татьяна Пещера тем отличалась от других портных, что делала бесчисленное множество примерок и заставляла своих заказчиц по часу и по два выстаивать в напряженной позе, пока она на них подгоняла, сметывала и переметывала. Зато получалось не хуже, чем в столичном Доме моделей. А поскольку женщины городка Щ. тоже жаждали выглядеть по-столичному, то у Татьяны Даниловны не было отбою от модниц. Однако церковный хор, поглощавший немалую долю ее свободного пенсионного времени, не позволял ей целиком и полностью посвятить себя швейной машинке, и многим приходилось отказывать. Возможно, этим-то и объяснялось резкое разностилье в одежде женщин городка Щ., где допотопные фасоны, к сожалению, заметно превалировали над криком последней моды.
Все это рассказано лишь для того, чтобы читателю стало ясно, что Татьяна Пещера ни в коем разе не собиралась посетить церковь в ближайшую субботу. Во всяком случае, в четверг еще не собиралась. Но в пятницу ее внезапно навестила Харитина Стародуб, моложавая старушка семидесяти пяти лет, недавняя приятельница Татьяны Даниловны по церковному хору. У старушки Харитины Стародуб было отлично сохранившееся сопрано, которое сохранилось, как она сама считала, потому, что она никогда не болела. А не болела она, как она сама считала, потому, что никогда не простужалась. А не простужалась потому, что никогда не застужалась. А не застужалась потому, что тепло одевалась. И, словом, Харитина Стародуб сообщила Татьяне Пещере, что встретила сейчас в промтоварном матушку Феодосию, та сказала, что в нынешнюю субботу состоится два венчания, и еще сказала, что было бы славно, если бы лучшие голоса (Харитина Стародуб и Татьяна Пещера, естественно, были лучшими голосами) пришли в церковь.